Белая Русь<br />(Роман) - страница 41
Теперь все перемешалось. Носились без всадников перепуганные кони, и кричали раненые. С поля бросились в лес мушкетеры.
— Наза-ад! — потрясая кулаком, кричал Валович.
— Надо отходить, ваша мость, — Жабицкий тревожно поглядывал на хоругвь, которая высилась у шатра пана Валовича. К ней упорно пробивались казаки.
«Отходить?!» — беззвучно зашевелились губы пана Валовича. От кого бежать? От черни? От мерзкой черни будет бежать он, воевода?!. Видит бог его верность Речи. Он не виновен, что скопили голодранцев, как тати, пробрались тайно за спину. Теперь не разгром страшен, а позор.
— Молчи! — заскрипел зубами пан Валович, хотя ему стало ясно, что он проиграл бой, как проигрывают мужики в корчме, играя в кость. Редкие выстрелы мушкетеров не пугали казаков и не сдерживали их. В серых кунтушах, цветных рубахах, на взмыленных конях они бешено мчались на рейтар, и те не выдерживали этого стремительного натиска.
— Ваша мость, берегите себя!.. — Жабицкий перегнулся в седле и цепкой рукой выхватил поводья у пана Валовича. — Едем! Сейчас… Иначе будет поздно.
— Да, будет поздно, — машинально согласился Валович. — Небаба начнет искать. И, наверно, уже ищет. Он не преминет такого случая… Он будет рад ему…
Рассеянными, остекленелыми глазами Валович окинул поле боя. Устало метались кони. Поляна возле леса была усеяна своими и чужими телами. Сержант вел пикиньеров на казаков, но те рубили пики и упорно теснили к оврагу. Пан Валович почувствовал, как подкатился к горлу тяжелый комок. Еще немного, и он задохнется от обиды, от горя. Пришпорив коня, Валович пустил его за капралом. Следом поскакали двадцать рейтар охраны.
Краем леса миновали поле и, обходя шлях, свернули в овраг. Нашли тропинку и по ней версты три шли рысью. Тропинка вывела на дорогу, которая тянулась к западу. Предположения капрала подтвердились. Вскоре дорога вывела на шлях. Он раздваивался. Прямо — к Пинску. Вправо — на Лунинец. Пан Валович остановил коня. Долго сидел в седле, думал. Стали опускаться сумерки. Жидкие, как дым, туманы плыли над болотами. Где-то недалеко одиноко и тоскливо кричала ночная птица.
— Бери двух рейтар и скачи в Несвиж, — не поворачивая головы, глухо сказал Жабицкому.
— А ваша мость? — удивился капрал.
— Скажешь войту пану Луке Ельскому, что воевода Валович укрылся в Слуцкой крепости. Еще скажешь… Ладно, — прикусив губу, ударил усталого коня в бока и закачался в седле.
Рейтары тронулись за паном Валовичем. Жабицкий смотрел им вослед, пока те не скрылись из виду. Потом потрепал коня по упругой шее и, поглядывая в сторону, где кипел бой, процедил сквозь зубы:
— Небаба…
Всю дорогу до Слуцка хорунжий Гонсевский думал о друге детства и молодости Витольде Замбржицком. Витольд жил в Слободе, в тридцати верстах от Слуцка. Гонсевский в маентке Бучати. На добром коне час езды. Вместе с Замбржицким сражался под Смоленском и вместе делили тяготы походной жизни. Не расставались и позже, когда обзавелись семьями. Зимними долгими вечерами любили сидеть в жарко натопленных комнатах и вести разговоры о былых походах и сражениях, о славе, которую добывали в боях для Речи Посполитой. И теперь, припоминая эти разговоры, Гонсевский думал, что Витольд Замбржицкий не весьма охотно вел разговоры о землях Руси, к которым стремилась Речь, и часто посмеивался над Дмитрием, бредившим царским посохом. Гонсевский злился на друга и твердил ему любимую фразу короля Сигизмунда: «Si non essem rex, jesuita essem»…[13]
Теперь Гонсевский удивлялся тому, что сидит в своем маентке Замбржицкий, словно в берлоге, и нет ему никакого дела, что деется вокруг. И не страшна ему чернь, которая бушует. До поры до времени обходят харцизки панский маенток. А вот мужик с мушкетами неподалеку от дома Замбржицкого — загадка…
Гонсевский решил заехать к пану Витольду, хоть и не был уверен, что застанет его дома. Шановное панство стремится уйти подальше от огня.
К полудню второго дня хорунжий Гонсевский подъехал к Слободе и в зелени берез увидел знакомый домик с островерхой крышей. Слуги раскрыли ворота, и всадник, бросив поводья страже, широкими быстрыми шагами пошел к дому. Замбржицкий встретил на крыльце. Обняв Гонсевского, повел в дом.