Белая ворона - страница 28

– Сегодня я раздену тебя сам.

Немного отступив, медленно развязал поясок шелкового пеньюара и позволил ему соскользнуть с плеч девушки. Рубашку она после ванной не надела, как и корсет, но лифом и панталончиками пренебречь себе, конечно, не позволила. Глупышка… Так же неторопливо Алекс расстегнул пуговки лифа, снял и его. Сказал все тем же ровным негромким голосом:

– Ложись на живот.

Маред подняла на него быстрый взгляд, в котором промелькнуло то ли удивление, то ли испуг, но переспрашивать и уточнять не стала. Послушно и неловко опустилась на кровать, все так же каменея напряженной спиной. Алекс присел рядом, убрал подушку, бережно отвел в сторону длинные темные волосы, еще слегка влажные после ванной. Налил в ладонь масла, растер другой ладонью и положил скользкие руки на гладкую холодную спину. Девушка дернулась и резко вдохнула.

– Это всего лишь массаж, – сказал Алекс, наклоняясь ниже. – Любишь его?

– Нет, – упрямо отозвалась Маред на выдохе и снова уткнулась лицом в простыню, вытянув руки вдоль тела.

– Значит, тебе его делали неправильно, – улыбнулся Алекс.

Он несколько раз провел ладонями по спине, разогревая кожу, прежде чем перейти к растиранию. Круги, спирали, чуть сильнее, а потом совсем легко – и опять немного сильнее… Маред замерла, едва дыша, ее кожа потеплела, но спина так и была напряжена, поэтому Алекс заговорил:

– У тебя под лопаткой шрамик. Откуда?

– Упала… с дерева.

– А это?

Он легко обвел пальцем две едва заметные ямочки на круглом смуглом плече.

– Собака укусила.

– Злая?

– Нет. Я… сама была виновата. Хотела посмотреть щенков…

– Понимаю, – улыбнулся Алекс. – Щенки, деревья… Должно быть, у тебя была очень снисходительная гувернантка?

Девчонка положила голову на постель удобнее.

– Ее просто не было. Отец… считал это дамской блажью. Говорил, что сам может всему научить меня.

Под руками Алекса, медленно и старательно растирающего вдоль каждую крупную мышцу, кожа девушки наконец-то загорелась, потемнела. И напряжение стало уходить, Маред слегка расслабилась.

– На лошади он тоже учил тебя ездить?

– Нет, у нас был грум. Я дружила с его сыном… мы даже играли, когда отец не видел…

А когда видел, то, наверное, отправлял тебя заниматься? Никакой гувернантки – дамская блажь – зато много книг. Переписывание бумаг, безусловно – языки, география и история, а в качестве редкого развлечения – верховая езда и управление экипажем. Воспитание мальчика… Не сказать, чтобы это было плохо, но многого, положенного девичьему сердцу и душе, отец тебя явно лишил.

Он нащупал под лопаткой твердый комочек сведенной мышцы и начал осторожно, но сильно его растирать. Массажу его научила Анри – и эти уроки Алекс без преувеличения считал бесценными.

– А я даже в деревне никогда не был, – признался он, переходя к другой лопатке, – явно девчонка долго сидела за письменным столом в одной позе. – Глупо, конечно, давно мог бы себе позволить отдых… Подними руки и положи под голову. Вот так…

Он взял Маред за предплечья и уложил лбом на пальцы. Все так же медленно принялся разминать руки, потом шею… Девушка дышала ровно и глубоко, не вздрогнув, даже когда Алекс снова принялся за спину, остановившись на пояснице. Еще пару минут он позволил Маред понежиться, просто гладя кончиками пальцев и следя за меняющимся ритмом дыхания, потом легонько шлепнул ладонью по плечу:

– Перевернись.

Маред все так же послушно повернулась, легла на спину, вытянув руки вдоль тела и глядя настороженно. Алекс медленно провел пальцем от ее горла вниз – между двумя холмиками к кружевному пояску панталон. Остановившись, спросил негромко:

– Ты ведь понимаешь, зачем ты здесь?

– Да, – ответила Маред, быстро облизнув губы.

– Хорошо. Ты будешь делать все, что сказано. Сегодня мы играем без боли…

Он погладил нежную золотистую грудь, обвел ореолы напрягшихся кремово-сливочных сосков. Маред затаила дыхание…

– Подними руки наверх, – велел ей Алекс, беря со столика замшевые ремни-наручники и показывая их девушке.

В глазах у нее снова появился страх, тело напряглось.

– Ты уже это делала, – терпеливо напомнил Алекс. – Ничего ужасного не случилось, верно? Я даже не буду завязывать тебе глаза.