Белинский - страница 5
Начитанность Виссариона в годы его гимназической жизни была просто удивительна. Он читал все тогдашние журналы и, по выражению Попова, «всасывал в себя дух Полевого и Надеждина» — тогдашних писателей и литературных критиков.
На зимние каникулы Виссарион уехал опять в Чембар и в Пензу уже более не возвратился. Оставшееся полугодие он решил заняться самостоятельной подготовкой, чтобы осенью поступить в Московский университет.
Будущее весьма неясно рисовалось Виссариону в то время. Еще в чембарском училище он пробовал писать баллады в духе Жуковского, но скоро сам увидел, что поэтического таланта у него нет. В гимназии он стал писать повести, но и они у него «не клеились». Тогда он решил посвятить себя науке, будучи твердо убежден, что его родине нужны просвещенные люди.
Желание юноши, не окончившего гимназического курса, ехать в столицу и поступить в университет казалось непростительной дерзостью всем его чембарским знакомым. Они заранее предрекали Виссариону неудачу и не скрывали своего насмешливого отношения к нему.
Преодолев все моральные и материальные затруднения, в августе 1829 года Виссарион выехал в Москву. У него не было с собой метрического свидетельства, и у московской заставы его не хотели пропустить в город. К счастью, с ним вместе ехал его родственник Владыкин, человек состоятельный. Виссарион назвал себя крепостным слугой Владыкина и только после этого был пропущен через заставу.
Однако поступить в университет без метрического свидетельства, заменявшего паспорт, было нельзя. Все планы и надежды юноши казались разбитыми. Если он не успеет подать во-время бумаги, текущий учебный год для него будет потерян. Виссарион пишет отчаянное письмо родителям в Чембар: «Бога самого ради прошу вас: пришлите как наивозможно скорее свидетельство, без него я погиб».
Несмотря на то, что первые дни пребывания в Москве были для Виссариона полны забот и тревоги, великий город сразу же пленил воображение пылкого юноши. В письме родным он с присущей ему горячностью говорит: «Изо всех российских городов Москва есть истинный русский город, сохранивший свою национальную физиономию, богатый историческими воспоминаниями, ознаменованный печатью священной древности, и зато нигде сердце русского не бьется так сильно, так радостно, как в Москве. Ничто не может быть справедливее этих слов, сказанных великим нашим поэтом:
Какие сильные, живые, благородные впечатления возбуждает один Кремль! Над его священными стенами, над его высокими башнями пролетело несколько веков. Я не могу истолковать себе тех чувств, которые возбуждаются во мне при взгляде на Кремль. Вид их погружает меня в сладкую задумчивость и возбуждает во мне чувство благоговения… Монумент Минина и Пожарского стоит на Красной площади против Кремля… Когда я рассматриваю его, друзья мои, что со мною тогда делается! Какие священные минуты доставляет мне это изваяние… «Вот, — думаю я, — вот два исполина веков, обессмертившие имена свои пламенною любовью к милой родине. Они всем жертвовали ей: именем, жизнию, кровью. Когда отечество их находилось на краю пропасти… они одни решились спасти ее, одни вспомнили, что в их жилах текла кровь русская. В сии священные минуты забыли все выгоды честолюбия, все расчеты подлой корысти — и спасли погибающую отчизну. Может быть, время сокрушит эту бронзу, но священные имена их не исчезнут в океане вечности… Имена их бессмертны, как дела их. Они всегда будут воспламенять любовь к родине в сердцах своих потомков. Завидный удел! Счастливая участь!»
Наконец долгожданное метрическое свидетельство из Чембара было получено. Но и здесь не обошлось без курьеза: рукой писаря фамилия «Белынский» была переделана в «Белинский». Пришлось Виссариону так и подписать заявление…
31 августа Виссарион Белинский держал приемные испытания и уже через два дня после этого получил студенческий табель. «Итак, — писал он радостно домой, — я теперь студент и состою в XIV классе[5], имею право носить шпагу и треугольную шляпу».