Беломорско-Балтийский канал имени Сталина - страница 45
Капитан повернулся спиной и направился на мостик.
После такой грубости Губа больше не мог оставаться интеллигентом. Он взял капитана сзади за плечи и поставил его лицом к себе.
Губа с минуту колебался.
«Придется погулять на этом курорте второй сезон», подумал Губа и ударил капитана в ухо.
Капитан пошатнулся и сказал:
— Ты за это ответишь.
Губа уже знал это и без него. Он интересовался другим.
— Какой курс? — еще раз спросил Губа и прошелся кулаком снизу вверх, задев подбородок капитана.
«Вышка», уже не сомневаясь ни в чем, решил Губа. После такого удара лучше искать жизни за бортом в море. Капитан признался, что держит курс на Норвегию.
— Норвегия нам не светит! — хором крикнула братва. Судно было приведено в Мурманск.
Берман пошел докладывать коллегии.
Вскоре подоспело решение об освоении кулацких выселений, и Берман поехал искать места для поселенцев. Он побывал в северном Казакстане, в Сибири, на Вишере.
За лето надо было успеть построить целые города. И Берман действительно мог сказать, что их к зиме построили. В одном северном Казакстане было выстроено 7,5 тысячи домов, каждый на четыре семьи. Больницы, столовые, пекарни, школы и физкультурные площадки. В общем это составляло несколько уездных городов.
Берман встречал эшелон кулаков. Кулаки нехотя вылезали из вагонов. Он собрал их вокруг себя. Бабы на всякий случай сразу заголосили.
— Без шума, — сказал Берман. — Вы можете обрести душевный покой. Поля на местах уже засеяны колхозами. На свою межу вы больше не найдете дороги. Забудьте о прежней жизни и не вредите своему здоровью. Вот вам комендант и живите ладно. Какой у вас будет режим? У вас будет советский режим, — сказал Берман. — Работайте дружно колхозом, и вы еще будете угощать меня пельменями.
Берман послал в Москву проект неуставной артели в кулацких поселениях.
Через некоторое время он стал получать сообщения из поселенческих больниц, что бабы стали беременеть. Все было в порядке.
Берман объезжал лагеря. Казалось, здесь был сосредоточен весь гной, который отцедила страна. Контрреволюция здесь была собрана, как в хорошем музее.
Садясь в поезд на станции Тыгда, Берман заметил рослого мужчину в очках.
Берман подозвал бородача. Походка у него была военная.
— Вы старый попеляевец?
— Так точно.
— А, значит старые знакомые.
Семь тысяч попов в лиловых рясах и офицеров в серо-голубых шинелях подняли восстание, шесть дней шел бой на улицах Томска. Берман был тогда начальником пулеметных команд.
«Мы дрались шесть дней, — вспомнил Берман, — и вынуждены были бежать по реке Оби. На помощь восставшим шли чехи».
Перед ним стоял адъютант генерала Попеляева. Оказалось, он сидит в лагерях десятый год — редкий случай.
Берман спросил адъютанта;
— Отчего вы не бреетесь?
Тот ответил, что бороду обреет только тогда, когда из лагерей выйдет.
«Да, не все здесь голуби, — подумал Берман. — Чего же он не сбежит? Охрану здесь ищи с фонарем, поезда проходят мимо каждый день, а в стороне от железной дороги — глушь, глядишь, и выйдешь к старому каторжному тракту».
И вдруг с прозрачной ясностью Берман представил себе то, что уже не раз приходило ему на ум в последнее время и что сейчас стало твердым сознанием.
В обшлаге рукава его шинели лежала газетка местного лагеря.
В ней было напечатано письмо И. Ш. Аейбихина.
И. Ш. Лейбихин бежал однажды из лагерей. Теперь, получив освобождение, он проживал в Симферополе.
Вот что он писал:
«Убедительно прошу оповестить через газету всех бывших воров, что на воле везде и всюду идет такое движение: правонарушители отрекаются от преступности и идут работать. Преступный мир пустеет. Наступает конец всему тому, чем мы когда-то жили».
«Это пишет вор, — сопоставлял Берман, — а что делать адъютанту? Нет, ему некуда бежать. Вырвавшись из лагерей, этот человек, может быть, укроется на время от агентов ГПУ, но как ему обойти на улице, на проселке, на платформе железнодорожного полустанка тысячи обыкновенных, простых людей? Он встретит девушку с коромыслом на плечах, а она — комсомолка. В поле он увидит ребенка — и это пионер».
«И некуда тебе уйти, адъютант!» — усмехаясь, подумал Берман.