Белорусское зеркало - страница 25

Мы сидели, зачаровано внимая уроку. Потом встали.

— Все мы немножечко мумми-тролли, — вздохнув, сказала Ира.

А Саша смущенно пробормотал:

— Шкурка от банана больше, чем банан…

А Пушкин пыхтел, собирая в пакетик разбросанные гостями окурки.

Глава восьмая. Пустынки

На другой день отправились в Пустынский монастырь, расположенный километрах в восьми от Мстиславля, в полутора километрах от российской границы. По обе стороны укатанного шоссе — отрады контрабандистов — тянулся девственный сосновый бор вперемежку с заброшенными полями; обочины сторожили аисты, провожавшие наш старенький “Ауди” высокомерными взглядами, а в небе парили то ли коршуны, то ли кречеты, здоровенные хищные птицы сильно побольше ястребков. И ни души — настоящая пустынь, грибовно-ягодный заповедник, благодать измученным городским душам.

Сам монастырь являет собой могучие живописные развалины, поросшие березками да осинами. Впрочем, аккуратные огородики, отреставрированные хозяйственные пристройки свидетельствуют, что духовная жизнь обители поддерживается не одними молитвами. Немногочисленные паломники охотно плещутся в крытой купели, воздвигнутой над святым источником — здесь, по преданию, в 1380 году (в год Куликовской битвы) мстиславскому князю Семену-Лугвену была явлена икона Успения Божьей Матери. Благодарный князь, не мешкая, тут же основал Пустынский Успенский монастырь.

В часовенке над купелью благодать и прохлада, однако вредный Пушкин с ходу определил, что циркуляция воды в купели устроена не совсем грамотно. В общем, на водные процедуры мы не отважились.

Между прочим, тот еще был литовец оный Лугвений. Сын Великого князя Ольгерда и Марии Витебской, нареченный по крещении Симеоном, он был женат первым браком на дочери Дмитрия Донского, тоже Марии. Тринадцатилетним отроком участвовал в грандиозном сражении с татарами у Синих Вод, случившемся за семнадцать лет до Куликовской битвы — первом большом сражении, в котором татары были разгромлены наголову. Победа у Синих Вод отдала во власть Ольгерда Киевские земли, Подолию и Волынь. На двести лет они вошли в состав Великого Княжества Литовского, и лишь после Люблинской Унии, когда само место битвы забылось и потерялось, были бесчестно отторгнуты у Литвы польской Короной.

Сам Семен-Лугвен вместе с отцом трижды ходил на Москву (добыв себе в результате невесту). В 1386 году, воспользовавшись его отъездом на свадьбу брата — великого князя Литовского Ягайлы и польской королевны Ядвиги — князья Святослав Иванович Смоленский, Василий Иванович Вяземский и Андрей Ольгердович Полоцкий (еще один родной братец) обложили Мстиславль. Однако взять не успели: вовремя обернувшийся Семен разгромил на берегу Вихры русское войско, Святослав и Василий погибли в битве. Двадцать лет спустя, в битве при Грюнвальде, Семен-Лугвен возглавляет объединенные русские полки — Смоленскую, Полоцкую, Витебскую и Мстиславскую хоругви. Говорят, именно они сдержали главный удар крестоносцев, пока Витовт наводил порядок в рядах смешавшейся литовской и татарской конницы; впрочем, у победы много отцов, это было известно еще до Грюнвальда.

Бог даровал Семену-Лугвену долгую жизнь — он родился в 1350 году, а преставился в 1430-м, — из них почти пятьдесят лет держал Мстиславль, защищал от немцев Псков и Великий Новгород, от шведов — Корелу, от татар — Киев. От него пошли князья Мстиславские — род, благородством не уступавший великокняжеским династиям Литвы и Руси. Он строил православные храмы, обустраивал города, оставив по себе грамоты, написанные на чистейшем русском языке, без характерного для последующих времен наплыва полонизмов. В общем, правильный был литовец — настоящий русский князь, ратный трудяга.

Почему я так подробно пишу об этом князе, почившем почти шестьсот лет назад? Да потому, что в Мстиславле прошлое обступает со всех сторон, настойчиво подталкивая к мысли, что времени нет. На развалинах древнего монастыря, где жизнь едва-едва теплится, я вспомнил замечательные слова Огюста Конта: “Человечество состоит из живых и мертвых. Мертвых больше”. Я нашел их в сборнике русской публицистики начала прошлого века (тогдашние публицисты еще читали Конта), к ним прилагался следующий комментарий: “Точно так же в каждую данную минуту из живых и мертвых состоит народ. Мертвых больше”. (См.: Д. Муретов. “О понятии народности”; Русская мысль, 1916 г.) Эта поразительная в своей простоте и глубине истина почему-то недоступна нашим сегодняшним правителям. А здесь, в Мстиславле, об этом знает даже трава.