Белоснежка и Охотник - страница 42

стр.

— Меня зовут Уильям, — произнес он. — Я сын герцога Хэммонда.

Эрик покачал головой. Герцог. Трус, долгие годы прятавшийся в Карматане. Конечно, это его сын.

— А что герцогский сын делает среди королевских наемников? — посмотрев на гномов, поинтересовался Охотник.

Колль и Дуир, которые склонились над Гасом, были слишком расстроены, чтобы давать объяснения.

— Я искал принцессу, — заявил Уильям.

— Зачем? — рявкнул Эрик.

У них и так было полно проблем. Не хватало еще тащить за собой этого честолюбивого юнца!

— Чтобы защитить ее, — сжав рукоять меча, ответил Уильям.

— Как видишь, принцессу есть кому защитить, — со смехом сказал Эрик, махнув рукой в сторону гномов, вооруженных ножами и арбалетами.

Уильям оглядел Эрика с головы до ног.

— А кто ты такой? — требовательно спросил он.

— Человек, который привел ее сюда, ваше сиятельство, — бросил Эрик в лицо Уильяму.

Почувствовав прилив ненависти к этому высокомерному мальчишке, Охотник шагнул вперед и оказался практически лицом к лицу с парнем.

Белоснежка, которая сидела, положив руку Гасу на грудь, подняла на них заплаканные глаза.

— Оставь его, Охотник, — попросила она. — Он наш друг.

Девушка склонила голову, ее горькие слезы капали на рубашку Гаса. Эрик закрыл лицо руками. Гномы, печальные и серьезные, затянули погребальные песнопения. Они рассказывали про любовь и дружбу, жизнь и смерть. Песни разносились по разоренному лесу. Ничто не согревало воздух. Животные спрятались. Феи пропали. Клочки опустившегося на них черного облака темными завитками все еще кружили над головами.

Закончив петь, Колль и Дуир принесли по охапке дров для погребального костра. Куэрт выложил на земле прямоугольник из камней, приготовив для Гаса последнее ложе. Гномы положили на него крохотное тельце Гаса и начали засыпать его сухими ветками, складывая их крест-накрест. Бейт достал кремень и высек искру.

Они стояли рядом и смотрели, как занимается огонь. Ветки трещали и лопались. Языки пламени поднимались к сумрачному небу. Кто-то из гномов плакал, хотя Эрик не мог понять, кто именно. Он слышал только всхлипывания Белоснежки, и у него мурашки бежали по коже. Эрик, не отрываясь, смотрел на ее лицо. Если бы он только мог забрать себе ее боль! С наступлением ночи тяжесть утраты стала давить все сильнее. Но на этом их битва не кончалась. Она только начиналась.

Злая королева все еще была жива.

17

Равенна лежала в постели, изучая помолодевшую кожу на тыльной стороне ладони. Коричневые пятна исчезли, противные морщины разгладились. Она положила тонкие пальцы на грудь, стараясь унять волнение. Целый час прошел с того момента, как умер Финн. У нее никогда еще не уходило столько времени на восстановление.

Понадобились две девушки. Не одна, две. Она быстро и жадно высасывала молодость из их маленьких, сладких ртов, чувствуя, как все ее тело, от макушки до пальцев ног, наполняется энергией. Сила вернулась к ней. Однако на сей раз, чтобы прийти в себя, ей не хватило красоты девушек, мягкости их волос, фарфоровой прозрачности кожи. Горе по-прежнему разрывало ее на части. В груди было пусто. Равенне казалось, будто из нее вынули внутренности.

Ее единственный брат. Что она значила для него? А он для нее? Только они вдвоем и помнили о том дне, когда люди короля явились в их деревню и принялись уничтожать обитателей кибиток. Брат с сестрой играли тогда в лесу. Они носились между деревьями и прятались друг от друга. Финн был единственным человеком, помнившим лицо их матери.

Когда раздался его первый крик, она как раз принимала молочную ванну. Равенна окунулась в молоко с головой, так чтобы целебная жидкость покрывала и смягчала каждый сантиметр ее тела. Его пронзительный вопль эхом отдался у нее в голове, словно брат находился с ней в одной комнате. Она изогнулась, почувствовав, как острые корни дерева впиваются ей в спину. Охотник держал Равенну за плечи так же крепко, как он держал Финна, и насаживал ее на деревянные пики. Она чувствовала, как рвутся ее внутренности. Боль раздирала ее на части и была настолько сильной, что пальцы на ногах скрючились, а руки сжались в кулаки.