Белоснежка мертва - страница 4
Вдруг подняв голову, она улыбается. На её щеке синяк, но улыбаются красные губы радостно, доверчиво и невинно.
Он просмотрел клип трижды и влюбился.
Он попросил перевести его в её больницу. В ход пошли деньги и связи.
Он нашёл её в пустой палате с жёлтыми стенами. Пахло от неё густой мазью для тела и ещё чем-то сладким.
Он захотел увидеть, что видит она. Дать бой тёмному кровавому дракону в её мозгу.
Он достаёт бутыль с загадочной надписью и наполняет шприц. Уверенно находит на её руке голубую вену. Плавно вводит прозрачную жидкость, что по карману лишь принцам. Вот игла вышла, на коже — капелька крови, идеальный рубиновый шарик. Поцелуй — и его нет.
Он отключает её от аппаратуры, осторожно снимает капельницы, выплетает из волос цвета воронова крыла электроды. Зелёная кривая на экране становится прямой.
Он берёт её руку и ждёт пробуждения.
За окном поют птицы.
Я не та, кем ты меня считаешь.
Я смерть. Держись от меня подальше.
Ты ни при чём. Ведь ты меня разбудил. Ты красивый — белый халат, зачёсанные назад волосы, загар Биаррица, дорогие часы и слабый запах хвои.
Нет, не надо воды. Но выслушай.
Я принесла смерть матери. Она мечтала об идеальной дочери — из снега, крови и воронова крыла, — а такие мечты ведут лишь к одному.
Мачеха разглядела во мне отражение своего конца, смерть молодости и красоты. Она знала, кто я, ещё когда я была ребёнком. Знала, что я — её смерть в зеркале.
Я читала комиксы про Бамси, самого сильного медведя в мире, и представляла, что я его друг, черепашка Килпинен. Я прятала голову в рубашку, как в панцирь, отгораживаясь от мира, а она вытягивала меня за волосы и предупреждала: «задохнёшься», — но всегда таким тоном, будто об этом мечтает.
Вырастая, я видела, как медленно убиваю отца. Я была пустотой в нём, пустотой в форме своей матери, и через меня вытекала его жизнь. Вот почему я попыталась бежать.
Я стану смертью фотографа, посланного за мною мачехой. Он разглядел в моём лице что-то ещё, не исполнил наказа, и за это потом расплатится.
Друзья мои думали, что меня спасли, но рано или поздно я убила бы их дружбу. Они делились всем, но мною делиться не стали бы.
В каком-то смысле это удача, что она написала. Я поняла, кто мне пишет, едва телефон завибрировал, ощутила в его тёплой округлости и гладком стекле.
Буквы построились в яд, химическую формулу из слов.
ОН ПОГИБ ИЗ-ЗА ТЕБЯ.
И ссылка на автокатастрофу.
Я смотрела до боли в глазах.
Лекарства я нашла в комнате Юри. Я проглотила их, не запивая. Вкуса не было никакого. Лучше быть ничем, чем смертью, лучше тишиной, чем эхом.
Вначале немного заболели живот, голова. Затем дождём хлынули сны.
Я была вампирской принцессой, холодной и суровой, что заключила пакт с древними силами Земли, богами в облике мелких людишек, и воевала с тёмной королевой, алчущей крови бессмертного.
Я была девушкой-андроидом, машиной для удовольствий, не имеющей сердца, купленной по дешёвке и выброшенной на свалку металлолома ревнивой женой; обманутой ботами-рудокопами на далёком Марсе и выключенной с помощью тайного кода; и разбуженной в отдалённом будущем, где солнце не жёлтое, а красное, постчеловеческим богом, желающим понять человечество.
Я была сотней других принцесс, рождённых лишь затем, чтоб умирать, опять возвращаться и отражать чужие надежды и мечты.
Вот и твои глаза: они ищут чего-то, что ты отчаянно хочешь увидеть. Думаешь, я теперь твоя, ты меня спас.
Не веришь. Думаешь, мы полюбим друг друга, сыграем свадьбу. Моя мачеха придёт и будет смотреть на наше счастье, красная от злости, бессильно стуча каблуками по танцплощадке. Но мачеха не даст нам соединиться. Она пригласит тебя на танец, и когда музыка заиграет громче, в руке её появится шприц.
Так всегда бывает во сне. Но мне снился и выход из зеркала.
Когда ты меня разбудил, ты сказал, я на время умерла. Вот так и надо. Люми не проснулась, во сне и скончалась. Если ты меня любишь, подтасуй историю болезни, найди безымянное тело, которое займёт место Люми.
Сейчас я тебя поцелую — на прощанье.
Моё тело разбито. Зубы болят, волосы клочьями.
Руки-ноги иссохли и все в язвах.