Белые пятна - страница 12
После первой беседы, в которой Разумов был предельно откровенен, Лукьянов часто зазывал к себе необычного десятника. Собеседником Лукьянов был прекрасным, а главное — разносторонним. Частенько к ним заглядывал Ганин, и тогда разговор касался поисков, событий в таборе, надежд и предположений. Они оба, начальник и молодой геолог, воздавали должное знаниям «инженера-историка», как шутя именовали они Виктора, и держались с ним по-товарищески просто.
По-видимому, желая испытать сообразительность Разумова, Лукьянов дважды посылал его обследовать ближние гольцы. Поручения Виктору нравились, он находил в длительных прогулках много интересного. Его сопровождали Курбатов и Каблуков, и между ними не могла не возникнуть дружба.
— Вот бы так все лето! — мечтательно говорил Курбатов. — Люблю бродить, ах люблю! Да с такими, как вы…
— Спрашиваешь, — протянул Каблуков. — В шурфе день-деньской один, ковыряешься в мерзлоте да думаешь о всяком-разном… Скучно без компании.
Они с интересом приглядывались друг к другу.
— Знаешь, Виктор, — как-то заговорил на привале Курбатов, обращаясь почему-то только к нему одному, — я в этих местах уже бывал. Не то что здесь, а близко, верст двести отсюда.
Курбатов указал на северо-восток. У него как-го странно заблестели глаза, утратив свою постоянную настороженность. Виктор и Каблуков молчали, заинтересованно ожидая, что последует дальше.
— Я четыре года работал на приисках, потом попал в хорошую артель, к старателям. В тридцать шестом году на запад поехал, в кармане полста тысяч, а может и поболе было. Год с лишком просторно жил, понимаешь? И вот я снова тут…
Виктору трудно было представить «просторную жизнь» этого человека, убежавшего с государственного прииска к бродягам-золотоискателям. Тайга щедро наградила его слитками, обогатила и выпустила из своего крепкого, кедрового плена. Виктор пытался определить возраст Курбатова: порой казалось, что тому не более двадцати семи лет, а иной раз смело можно было дать все сорок.
— М-да, — вздохнул наконец Каблуков, — дела…
Разумов молчал, ждал, но Курбатов закусил губу и больше не проронил ни слова. Сокровенные думы! Кто знает, о чем думает у походного огонька случайный товарищ, ничем, кроме сегодняшнего дня, не связанный с другими. Кругом тайга, горы, тишина, вековая…
Разумов поздно вернулся в табор. Он с аппетитом проглотил обед, оставленный ему заботливыми «мамками» и подсел к огоньку. У палатки начальника экспедиции собирался народ.
— Что там такое, Коля? — спросил он у Курбатова.
— Товарищ Ганин… ходил тут, звал всех. Беседу, что ли, проводит. Партийный он, ему нужно с рабочим классом по душам говорить, — с неопределенным выражением ронял Курбатов, легким прутиком рассекая пламя костра.
— Эх, маху дал, — ни к кому не обращаясь, рассуждал Терехов. — Звали меня в Петропавловск, и делов-то всего на полгода! На рыбу, то есть. Не поехал, балда. Еще утонешь в море. А тут… на мели оказался.
Настроение у ребят было невеселое.
— Что вы опять носы повесили? — спросил Разумов.
— Повесишь. Дела такие: мертвые — и те не завидуют. Я о том, что вот рядом район старый, обжитой, а мы приехали в новый.
— Иди к черту!
Разумову надоели полунамеки, наивные иносказания и постные физиономии его друзей. Все разъяснил Петренко:
— Слыхал? Удрал наш начальник, сгорел — и дыму нет. Ганин самолично объявил: уехал Лукьянов. Не выдержал, значит. Пускай, мол, сами сортируют конфетки — петушки к петушкам, раковые шейки к раковым шейкам…
Он свернул было в сторону, заметив подходившего Мосалева, но тот загородил ему дорогу.
— Погоди-ка, — жестко, в упор глядя на Петренко, сказал десятник, — почему ты сбежал с собрания? Неловко стало, да?
— А на кой мне черт ваши собрания! — огрызнулся рубщик. — У всех головы есть, а с меня одного спрос.
— Приехал работать — работай, а народ мутить не велено! — отрезал Мосалев.
— Ты что ли не велел… семь раз некрасивый?
— Не стоит, Костя, нападать на человека: у него же инструмент плохой, — вступился за Петренко Разумов.
— А я что говорю! — обрадовался незадачливый рубщик. — Надо по справедливости, Костя, а ты сразу с бубнового туза. Не рыжики собирать мы закатились сюда — кто этого не понимает.