Белые пятна - страница 7

— Хм-м! Что действительно — то и разумно. Не так ли?

— Не согласен. Поступки всегда действительны, они совершились, но разумны ли они с точки зрения нашей этики? Ведь я просто…

— Не понимаю! Ваш поступок не понимаю. Решиться на хулиганство, почти убийство — значит быть морально подготовленным к нему, — жестко произнес Лукьянов.

— Да, — покорно согласился Виктор, — я был подготовлен.

— Какая чушь! Кем? Где? В университете?

— Нет, конечно, нет. Это сделало окружение: профессор Лалош, Светлана, а больше всего, конечно, сам виноват. Профессор (он преподавал всеобщую историю) буквально-таки заставил меня уйти с энергетического…

Лукьянов резко подался в сторону Разумова.

— Вы окончили два факультета?

— Не совсем. На энергетическом мне нужно было пробыть еще один год. Так вот, Виталий Кириллович…

— Тьфу, пропасть! Нельзя же так, Разумов. Вы говорите так, словно я лично знаком с этим Лалошем, вашей Светланкой, родными в Москве. Или рассказывайте по-русски, понятно, или… убирайтесь к черту!

Лукьянов взволнованно прошелся по палатке. Виктор теперь и сам поразился бессвязности собственного рассказа и виновато заморгал глазами. На его лице появилось такое простодушное раскаяние, что Лукьянов пожалел его и воскликнул:

— Вы заинтересовали меня страшно, хочу подробно знать… все знать. Сейчас ровно восемь. Я приготовлю чай с вареньем. Понимаете? Хочу вас задобрить, — уже смеясь, добавил он.

Улучив минуту, Виктор напомнил Лукьянову о поручении товарищей. Лукьянов обещал с утра выделить трех человек на постройку столовой, крыша и стены которой будут брезентовые. Согласился он и с назначением Курбатова артельщиком. Разливая чай, Лукьянов неожиданно заявил:

— У меня нет десятников. Обещали прислать с рудников и, видимо, забыли. Я уже подумываю — не назначить ли вас? А то у нас эти дни такая неразбериха… ее надо ликвидировать. Но об этом потом. Утром пошлите ко мне артельщика. А сейчас пейте чай и не спешите к себе — не пущу. У вас интересная история.

Хороши таежные майские сумерки. За перевалом спряталось солнце, по небу плывут легкие тучки; они полыхают густым, оранжевым пламенем, меркнут постепенно, становятся розоватыми, потом нежно-белыми и пухлыми, точно взбитые ворохи хлопка. Острый конус скалистого гольца разрезал дальний горизонт ущелья, и провалы дремотно темнеют. Тихо.

Странно изменила свой облик знакомая падь. Вечер набросил на палатки и деревья темно-голубое покрывало. А вверху, на западном склоне, еще белеют простодушные березы и чуть золотится прошлогодний мох. В тишине отчетливее рокочет водопад, не заглушая бульканья ручья. Порой по бурелому пробегает какой-то зверёк, попискивает за пнем, показывается и исчезает, точно язычок огня над потухающим костром.

Лагерь давно утих. В двенадцатом часу Разумов вышел из палатки начальника.

На каменной плите около водопада сидела Настя. Старенькое, не раз стиранное фланелевое платье с длинными рукавами было почти скрыто широкой шалью. Настя сидела, уперев локти в колени и положив подбородок на сцепленные пальцы. Услышав шаги, она не шевельнулась. Виктор остановился рядом.

— Ты еще не спишь? — спросил он рассеянно.

— А кто же тебя накормит, если я засну? — вопросом ответила Настя. — Почему ты так долго сидел у начальника?

Он внимательно взглянул на нее.

— Так, разговорились. Да что с тобой? — Он заглянул ей в лицо. Настя еще ниже опустила голову.

— Ты на меня не поглядывай, у меня же рот безобразный.

Виктор закусил губу. «Обиделась! — подумал он и выругал себя. — Всегда-то суюсь с советами… Добряк!»

— Скажи мне, только прямо! — Настя повернулась, глаза их встретились. — Что ты думал, когда спросил меня: «Кто о тебе заботился?» Любишь задавать вопросы. А думал ли ты, что иногда на них трудно ответить?

Виктор поднял руку, сжал и разжал пальцы.

— Нет. Нет, не надо! Не говори, — заторопилась Настя. — Я сама тебе скажу, если ты такой… любопытный. Обо мне никто не заботился! Слышишь? Но меня интересует, что заставило тебя спрашивать? Какое тебе дело до этого? — с иронией и болью спросила Настя.

— Не обижайся, Настя, извини. Я думал… Ведь дорога была не особенно приятна, удобств никаких…