Белый аист - страница 5
Климова продолжала молчать. Мать, шагнув ближе, слегка потянула из её рук простыню.
— Давайте посмотрим вас, Климова…
Нет, тут было что-то не так! Что-то произошло или происходило… Умные, добрые пальцы хирурга вели себя по-необычному. Пальцы словно куда-то торопились — их чуткие кончики, притрагиваясь к бледной коже больной, не то брезгливо, не то от боли вздрагивали, точно коснувшись чего-то неприятного или острого.
Кондратий Степанович осторожно присел на краешек постели.
— А теперь дайте-ка, дорогая, я вас помучаю. — Он подул на ладони, будто пришёл с холода. — А киснуть у нас не положено. Как вас величают? Мария Петровна? Вот и прелестно, Мария Петровна! Лежите, отдыхайте, вышивайте себе на здоровье жар-птицу, а вон ту книжищу отправьте домой. Зачем вам залезать в медицину? Там такого понапишут — от одного страха помрёшь. Мы вас без справочников на ноги поставим. Так ведь, Галина Ивановна?
Мать не ответила — она уже осматривала следующую больную.
После обхода палат студенты обычно собирались в учебной комнате для разбора «интересных больных». На этот раз Кондратий Степанович распустил всех по домам — ожидали приезда консультанта Сняткова.
Агничка не ушла. Смутное беспокойство всё ещё не покидало её. Что произошло? Почему так странно вела себя мать при осмотре Климовой? Безнадёжная? Нет! Даже неопытный врач не даст понять этого больному. Может быть, мать сама внезапно заболела? Но после Климовой она осматривала других, потом делала перевязки…
Откинув марлевую шторку, девушка немного постояла у окна в коридоре. По-прежнему светило солнце, зеленели тополя и раскидистые липы грели свои рыжие почки.
«Что же произошло?» — раздумывала Агничка. И вдруг ей захотелось ещё раз взглянуть на «новенькую». Поколебавшись, она открыла дверь палаты.
Женщина узнала её и улыбнулась.
— Вы не спите? — спросила Агничка шёпотом. — Я зашла… Я хотела спросить… — Она замялась, несмело притронулась пальцем к подснежникам. — Может быть, что-нибудь передать вашему сыну, если он опять придёт? Утром ведь сын приходил? Я сразу догадалась, что сын. И глаза такие же серые, и волосы, и…
— Мы за Камой живём, и лес сразу же от наших окон начинается. Вот он и набрал цветов, — улыбаясь, проговорила Мария Петровна.
Агничка робко взяла пяльцы и, разглядывая вышивку, по-детски трубочкой вытянула губы.
— Красиво-то как! Это павлин?
— У меня есть рисунок. Если хотите, закажу Володе, принесёт…
— Не умею вышивать, — призналась Агничка зардевшись. — И мама тоже не умеет. У неё времени нет…
— Вышивка успокаивает. Быстрее день проходит.
— А вы не думайте! — горячо зашептала Агничка и погладила маленькую руку женщины с синими жилками. — Наша клиника самая лучшая в городе. Если будет надо, я даже маму попрошу, чтобы она сама вам операцию сделала. Моя мама сейчас за профессора осталась. Это она вас осматривала… — И опять, как при обходе, тёмные веки больной странно дрогнули. Агничка встретила испуганный острый взгляд. — Да нет! Я ведь просто так сказала! — поспешила она успокоить. — Я уверена, что и без операции обойдется.
Женщина продолжала смотреть на неё все так же странно, в упор, и Агничке сделалось не по себе.
Растерянно отступив от койки, она прошептала:
— Я пойду. Вы отдыхайте, поспите…
Мария Петровна не ответила.
…Жизнь — великая и удивительная выдумщица. Неизвестно зачем ей вздумалось снова столкнуть людей, которым не следовало бы встречаться.
Десять лет — вечность. И всё же Мария Петровна сразу узнала ту, которую когда-то обездолила. Та почти не изменилась: так же по-девичьи тонка, та же стремительная походка, и губы те же, неулыбчивые, суровые. Вот разве появились седые волосы — точно лёгкая изморозь тронула виски…
Воспоминания — короткие, обрывочные, похожие на бред, — ведь всё происходило очень давно… Привиделся Ленинград. Вместо институтского здания, где она преподавала английский язык, вместо него — безобразная, чудовищная воронка, груда кирпичей, мусора, балок…
А потом?.. Что было потом?.. Потом были теплушки, забитые до отказа. Долгий утомительный путь куда-то в неизвестность… Был страх, было отчаяние, и если бы не ребёнок…