Белый камень - страница 24
Ответа на этот вопрос он не знал, но ему стало ясно, что если он подавит естественную любознательность того человека, которым он был сейчас, то никогда не сможет обрести душевный покой. Он никогда не сможет полностью отдаться служению Господу и преуспеть на избранном им пути монашества.
Значило ли это, что придется покинуть монастырь?
Только задав себе этот последний вопрос, Бенжамен наконец осознал, какова его судьба. Перспектива оказаться в одиночестве там, снаружи, не имея возможности продолжить поиски, показалась ему невыносимой.
Когда пришло время идти к вечерне, решение было принято. Он знал слишком много для того, чтобы просто так отступиться. И теперь, впервые за всю прошедшую неделю, не старался избежать взгляда брата Бенедикта.
Более того, он его искал.
Стоя в углу, большой монах, прятавший лицо под широким капюшоном, понял, что больше не один. Вечер Бенжамен решил посвятить решению стоявшей перед ними задачи. Рассуждения он начал с того самого места, на котором остановился две недели назад. Но все очень запуталось. Правильные вопросы, от которых нельзя было отмахнуться тогда, теперь не приходили в голову. В полночь послушник наконец решился: осторожно приподняв защелку на замке своей кельи, он выглянул в коридор.
Никого.
Дверь Бенжамен закрывать не стал — слишком много шума — и босиком устремился в темноту. Для того, кто хотел остаться незамеченным, путь от его кельи до кельи брата Бенедикта мог показаться трудным, если не сказать рискованным. Бенжамен жил в западной части монастыря, в пристройке XIX века, самой неудачной из всех с архитектурной точки зрения и расположенной дальше всех от основного здания.
Брат Бенедикт жил, если можно так выразиться, на другом конце света, в северо-восточной части древней части монастыря и имел честь занимать одну из двенадцати изначальных келий.
Седьмую, чтобы быть точным.
Чтобы добраться до нее, юноше пришлось сначала спуститься во двор для мирян и, дабы не пробираться в старинные здания через церковь, обойти последнюю и проникнуть в большой двор через кухонные помещения. В церкви даже в столь поздний час можно было наткнуться на монаха, предающегося ночному бдению. Один из братьев имел привычку молиться по ночам, и часто его можно было видеть в церкви задолго до начала утрени спящим, как сурок, прямо на скамье.
Бенжамен прошел вдоль западного крыла здания по малой аллее, стараясь ступать по траве, чтобы меньше шуметь. Вскоре он обнаружил в полумраке маленькую дверь в кухню. Дверь эта никогда не закрывалась, но, нажимая на ручку, ему пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы они не стучали от волнения.
Послушник протиснулся внутрь, на ощупь пересек помещение и добрался до застекленной двери, выходившей в большой двор. Выйдя наружу, он остановился, чтобы перевести дух и получше рассмотреть пустынную площадку. Широкие плиты, которыми был вымощен двор, грозно поблескивали в лучах почти полной луны. Бенжамен замешкался. Нужная ему дверь находилась в противоположном углу этого безлюдного пространства. Какой-нибудь страдающий бессонницей монах, бодрствовавший за этими толстыми стенами, мог его обнаружить. Поэтому вместо того чтобы просто пересечь двор по диагонали, он двинулся по периметру, прижимаясь к стене трапезной и мастерских, и далее вдоль восточного крыла, ведшего прямо к вожделенной двери.
Дойдя до нее, снова остановился и прислушался. Дверь выходила прямо на галерею. Там человека было видно издалека, а звук шагов гулко отдавался от стен.
Но все, казалось, было спокойно.
Очень осторожно Бенжамен проскользнул внутрь, прислушался и растворился в тени колонны. Влажный газон, от которого шел легкий пар, блестел как зеркало. Перебегая, словно вор, от одной колонны к другой, молодой человек перебрался на другую сторону внутреннего дворика и без помех достиг лестницы, ведшей на второй этаж.
Подойдя к келье брата Бенедикта, он, к своему величайшему удивлению, обнаружил, что из приоткрытой двери струится слабый луч света.
— Брат Бенедикт? — шепнул Бенжамен.
Ни звука. Встревоженный, он повторил вопрос чуть громче: