Белый камень - страница 47
Когда начали убирать со стола, настоятель знаком подозвал брата Бенжамена к себе. Послушник, казалось удивился, он подошел к аббату, стараясь не думать ни о чем плохом.
Отец-настоятель наклонился и, не спуская с него глаз произнес:
— Он хочет вас видеть. Идите, мой мальчик. Идите скорее.
27
Словно желая набраться сил перед важным испытанием, Бенжамен глубоко вздохнул, готовясь переступить порог кельи библиотекаря.
Ему показалось, что он опоздал: таким бледным, белее простыни, было лицо старого монаха. Глубокие пересекающиеся морщины, вчера еще свидетельствовавшие о большом жизненном опыте и возможностях, от которых отказался этот человек, теперь напоминали только что вылепленную посмертную маску.
Бенжамен присел у изголовья и положил ладонь на руку библиотекаря. Рука была невообразимо холодной, но в ней еще теплилась жизнь.
Веки умирающего дрогнули, потом с трудом приподнялись. Зрачки обратились к юноше. Поймав этот взгляд, Бенжамен неловко улыбнулся и наклонился вперед, когда старик заговорил.
— Как поживает «варвар»? — спросил он едва слышно, не имея сил улыбнуться.
— Хорошо, брат мой… Очень хорошо, — ответил послушник, почти не удивившись. — Он поручил мне…
— Не стоит… — Старик надолго замолчал, а потом, не сводя глаз с юноши, продолжил: — Вы оба… Вы ведь не отступились, правда?
Бенжамен нахмурился, защищаясь, но тут же сообразил, что здесь не время и не место разыгрывать оскорбленную невинность.
— Нет, брат мой.
— Что вы нашли?
— Теперь не осталось никаких сомнений в том, что в правление отца де Карлюса в монастыре произошло что-то очень важное. Мы с братом Бенедиктом полагаем, что одиннадцать монахов, порученных его заботам, умерли, и он подобрал им замену, скрыв это от всего остального мира. Мы не знаем, почему он так поступил, но причина, должно быть, ужасна. Никто здесь не хочет верить, что тот, кто стал потом отцом Амори, появился в монастыре только в 1223 году. Но это правда, и я думаю, что вам она известна.
Брат Рене опустил веки. Бенжамен спокойно продолжал:
— Мы с братом Бенедиктом уверены, что этот Амори был единственным человеком, который знал, что произошло, мы также думаем, что его судьба подскажет разгадку. Иначе быть не может. Отец де Карлюс вынужден был рассказать преемнику если не всю правду, то хотя бы ее часть. Должно быть, он напугал его, заставил дать клятву, чтобы скрыть все то, что Амори мог бы обнаружить впоследствии. И благодаря вам… благодаря муке… помните? Я отыскал и расшифровал завещание отца Амори. Должен вам сказать — мы было решили, что достигли цели. Мы решили, что он не выдержал приближения Страшного суда; что он, быть может, спрятал исповедь в своей могиле. Признаюсь вам, брат мой: мы дошли до того, что осмелились осквернить прах отца Амори. И, как выяснилось, напрасно, потому что никакого документа там не было. Мы ошиблись… Не буду скрывать, я совершенно пал духом.
Брат Рене, собрав последние силы, повернулся лицом к собеседнику:
— Нет… Вы не ошиблись, друг мой…
Бенжамен не сразу поверил своим ушам.
— Правда, нам никак не хотелось верить, что…
— Вы просто опоздали, — прервал его брат Рене.
Бенжамен широко раскрыл глаза от ужаса и надежды.
— Вы хотите сказать, что кто-то его нашел?
— Не кто-то, а я! До вас только я один знал о существовании завещания. И точно так же, как и вас, оно направило меня к могиле… Сначала я испугался, что оно сгорело при пожаре. Но вы его нашли.
— Вы были там, в крипте? — недоверчиво спросил Бенжамен.
— Да… Бог да простит меня… Двадцать лет тому назад… И я нашел манускрипт… в кожаном футляре… под подушкой, на которой до сих пор покоится голова отца Амори. Должно быть, он попросил своего преемника об этой небольшой милости… Тот сдержал слово… Никто не знал. Никто до меня.
— А что в завещании, брат мой, что в завещании? Оно цело?
— Это первый документ, который я спас из огня… Я позвал вас… чтобы отдать его вам… Он лежит прямо позади вас, в ящике стола…
Бенжамен машинально обернулся: он хотел тотчас же увидеть.
— Не волнуйтесь, у вас будет много времени, чтобы попытаться его понять… Но не спешите радоваться… Этот документ только приподнимает завесу.