Белый обелиск - страница 20

  - Белги - наши исконные враги. Я не могу учить владению оружием того, кто потом обратит его против моей страны.

  - И ваш хозяин не пытался вас заставить? - спросил Альк скептично. Опыт жизни в этом мире научил его, что принципы или желания прислуги здесь в расчет не принимались.

  В глазах Ольгера мелькнул какой-то странный огонек.

  - Нет, - мягко сказал Хенрик - с недоступной пониманию Свиридова иронией. - Он не пытался меня принуждать.

  Ольгер едва не улыбнулся, когда мальчишка подозрительно спросил, не попытался ли его бывший хозяин настоять на своем. Хенрика привезли в усадьбу белга на рассохшейся подводе. А до этого из него восемнадцать дней пытались выбить правду - сколько инсарских корпусов форсировало реку Сош, пока отряд Хенрика Ольгера отвлекал противников на противоположном берегу. В конце концов им все же удалось узнать количество прорвавшихся инсарцев. Но - не от него.

  И когда Ольгер, улыбнувшись черными разбитыми губами, сказал "нет", его новый хозяин, заплативший за полубесчувственное тело на подводе восемьдесят синклеров - гораздо больше, чем стоила жизнь обычного раба - с минуту молча постоял над ройтом, а потом ушел.

  Белги порой бывали исключительно жестоки. Но вот дураками их еще никто не называл.

  - Меня пытался вынудить давать уроки фехтования не сам хозяин, а его старший сын, - сказал ройт Ольгер, ухмыльнувшись. - Потом, уже после того, как я оправился после своей... болезни. Парню было лет тринадцать, и ему покоя не давала мысль, что предназначенный для него с братьями учитель носит воду или чистит овощи на кухне. Он решил, что не мытьем, так катаньем добьется от меня чего-нибудь полезного. Он выбрал удобный момент, когда нас с ним никто не видел, взял палку и попробовал меня ударить. Я отобрал палку и сломал ее - а на второй день повторилась та же самая история. Мне это начало надоедать, так что я сунул его головой в сугроб и дал хорошего пинка. Я был уверен, что он пойдет жаловаться своему отцу, но ничего подобного. Меня никто не трогал, и я понял, что он никому ничего не сказал. А когда подобная история произошла еще раз, до меня дошло, что я уже учу этого парня - хотя, разумеется, не совсем так, как это представлял его отец. Я понял, что так дело не пойдет.

  - И тогда вы сбежали?.. - предположил Альк. Ольгер едва заметно усмехнулся. Тема о побеге явно занимала его собеседника превыше всего остального. Вероятно, хотел выяснить, как должен убегать из рабства _умный_ человек. У самого-то парня с планами побега выходило плохо.

  - Нет, сбежал я куда позже. А тогда я просто перестал ему отвечать. Первое время он даже не понимал, в чем дело. Потом разозлился и решил, что у него получится меня заставить.

  - Разве у тебя нет чести, что ты позволяешь себе бить?.. - голос темноволосого парнишки был высокомерно-безразличным, как и полагается знатному человеку, обращавшемуся к серву, но глаза сверкали от негодования. Казалось, что эти глаза вот-вот прожгут у Хенрика в спине дыру.

  Ольгер поднял топор и расколол еще один чурбак.

  - Эй! Разве ты меня не слышишь, серв? Отвечай, когда с тобой разговаривают!

  - Ну, раз мы говорим о чести, вспомни, что за это утро ты уже три раза нападал на безоружного.

  Подросток вспыхнул.

  - Это не одно и то же! Ты сильнее, даже когда безоружный. И я уже видел, как ты отбираешь эту палку, когда хочешь. Может быть, ты думаешь, что я кому-нибудь пожалуюсь? Не бойся. Я не побегу рассказывать отцу!

  - Я знаю, - усмехнулся Ольгер, выкатывая из поленницы еще одно бревно и взгромоздив его на козлы, чтобы разрубить на несколько поленьев.

  - Но сражаться ты не будешь? - раздраженно донеслось у Хенрка из-за спины.

  - Нет, не буду, - согласился Ольгер, уже зная, что мальчишка сейчас оседлает своего любимого конька.

  И не ошибся.

  - Потому что у тебя нет чести! Только человек без чести может допустить, чтобы его били палкой, как собаку.

  Ольгер отложил топор и обернулся. Он серьезно опасался, что от серенад на тему "у тебя нет чести" у него в конце концов поедет крыша. Хенрик слушал их последние три дня и понял, что занудство большинства учителей в кадетском корпусе - ничто в сравнении с упорством малолетнего паршивца, возжелавшего во что бы то ни стало обучаться фехтованию.