Белый шаман - страница 10
— Когда давали тебе в Москве звезду, наверное, пили крепкий плиточный чай, а то и кирпичный, — мечтательно предположил он.
— Не будем говорить о звезде.
— Почему?
— Потому что все еще не можешь избавиться от удивления, как это мне дали эту звезду…
— Чему же тут удивляться? Ты великий охотник. Правда, не все знают, что ты умеешь разговаривать со зверем… Ты умеешь заставить песцов совать лапу именно в твой капкан. Моржи плывут к тебе, как только ты начинаешь разговаривать с ними на их языке… Разве это не правда?
Пойгин глубоко затянулся из трубки, надолго зажмурил глаза. Наконец сказал:
— Неправда. Песцы боятся моих капканов, как и твоих. Просто я умею в нужном месте ставить капканы, хорошо налаживать, а главное, часто их проверяю…
— Нет, ты умеешь привораживать зверя…
— Я умею выслеживать его.
— Ну, ну, не будем спорить. Ты не хочешь, чтобы тебя считали шаманом.
— Я белый шаман. Это значит, что я просто человек. Я не вожу дружбы со злыми духами. Я не обманываю с их помощью зверя. Я делаю все то же самое, что и ты…
— Но почему у тебя всегда удача, а у меня капканы пустые?
— Они у тебя забиты снегом, ты их ставишь как попало и где попало…
— Ну, хорошо, пусть будет так, — обиженно и вместе с тем примирительно согласился Ятчоль. — Давай чай пить. Чайник вскипел.
Чай пили молча, наслаждаясь теплом, согревающим кровь. Пойгин иногда на какое-то время замирал, словно прислушиваясь к чему-то.
— Не кажется ли тебе, что лед может расколоться позади нас и разводье не позволит нам вернуться к берегу? — спросил Ятчоль, угадывая беспокойство Пойгина.
— Разводье впереди. Не бойся.
— А почему ты что-то предчувствуешь?
Пойгин ткнул рукой вниз и сказал не то шутя, не то серьезно:
— Моржовая матерь точно под нами. Головой колотит в лед.
Ятчоль почему-то испугался. Напряженно вытянув шею, он мгновение вслушивался, затем припал ухом к шкуре, отодвинул ее, прижался прямо ко льду.
— Булькает что-то. И кажется, пыхтит! — смятенно воскликнул он. — Однако ударов не слышу.
— Почему ты испугался?
— Я в прошлое лето убил трех моржат. Ты же знаешь, какие моржихи мстительные!
— Я никогда не убивал моржат.
— Вот-вот! — Ятчоль обличительно ткнул в Пойгина пальцем. — Ты это нарочно громко сказал, чтобы слышала Моржовая матерь. Она, конечно, тебе пошлет нерпу, а меня ластами своими в разводье утащит.
Пойгин сказал добродушно:
— Я попрошу Моржовую матерь быть доброй к тебе. Только ты должен поклясться ей, что моржат больше убивать не будешь.
— Хорошо, я поклянусь. Только ты на смех меня в поселке не поднимай… Скажешь, Ятчоль тоже шаманил..
— Я знаю, что достойно осмеяния, а что нет. Вскипяти еще один чайник, а я пойду осмотрюсь. Залезу на самый высокий торос, может, увижу, где разводье.
Пойгин выбрался из палатки. Закинул за спину карабин, медленно пошел между ледяных торосов, выбирая самый большой и удобный для восхождения на его вершину. Пойгину все время хотелось обернуться, будто спина его видела нечто такое, что внушало тревогу. Может, умка где-нибудь таится за торосом? Услышав скулеж Линьлиня, вернулся к собакам, отстегнул волка от потяга. Линьлинь отряхнул с себя иней, медленно пошел между торосами, низко опустив незрячую морду. Пойгин пошел вслед за ним.
— Я чувствую что-то живое, — сказал он вслух, обращаясь к волку.
Линьлинь сел на задние лапы, поднял морду, прислушался, потом потерся о ноги хозяина, устало зевнул.
— Э, я вижу, ты ничего не чувствуешь, если так зеваешь, будто спать собрался.
Линьлинь виновато поскулил, словно бы простонал по-старчески.
— Ну-ну, не обижайся. — Пойгин погладил волка по голове. — Пойдем оглядимся. Пожалуй, можно будет залезть вон на тот большой торос.
Полная луна заливала зеленоватым светом ледяной мир скованного стужей моря. В северной стороне клубилась мгла: скорее всего это пар от разводья. Хорошо было бы всмотреться в ту сторону с вершины тороса. Пойгин начал осторожно обходить с разных сторон облюбованную льдину и вдруг заметил полуразрушенный ледяной купол: похоже, что он образовался от дыхания моржа. Возникают ледяные купола и над лахтачьими отдушинами, но те гораздо меньше.