Белый жеребец - страница 11

— Ну что ж, едем, — сказал он, когда жена вернулась. — Сегодня был жеребец, а завтра будет лось. — Он широко улыбнулся, блеснув зубами.

На этот раз она уклонилась от его взгляда и легко вскочила в седло.

— Самолет, — произнес Василий. — Значит, сегодня четверг.

Буров и Маша не сразу услышали рокот мотора, а потом увидели и самолет, «Ан-2». Он низко пролетел в направлении юрты. Самолет летал регулярно, раз в неделю, поддерживая связь между совхозами в Ойусардахе и фермой Роман, где было восемь юрт и новый деревянный дом. Через час самолет возвращался, продолжая полет в Среднеколымск. Ровно неделю назад он и высадил их у фермы.

— У нас впереди еще три недели. Хорошо, а, Маша? — Буров со счастливым выражением огляделся вокруг.

— Мне нравится здесь, — ответила жена. — Ты же знаешь.

Вдруг, задорно блеснув глазами на мужа, она стегнула недоуздком его коня — тот сорвался вскачь.

Саша с уздечкой в руках, спотыкаясь, побежал за ним.

Маша расхохоталась, лицо ее горело, зубы сверкали. Потом она стегнула лошадь и, пустив ее рысью, умчалась от них.

«Что это с ней? Ее будто подменили сегодня. Поглядим, что будет дальше».

Буров наконец догнал своего коня; все поехали за Машей.

Она скакала далеко впереди. Теперь они обогнули заросли стороной и все время ехали по бескрайнему, ровному как стол полярному полю, источающему аромат сухой травы.

Вечером после ужина сели играть в карты, попивая горячий чай. Выпили по рюмке водки.

— Ну как ты? — спросил Буров, посмотрев на жену. Сам он был доволен прошедшим днем, ощущая небывалый подъем.

— Чудесно, — отозвалась она. — Здесь каждый день что-то новое, неожиданное, что стоит посмотреть. Те обгоревшие комли деревьев у озера — словно маленькие пальмы, под которыми кто-то высыпал ведра брусники. Ну, а жеребец — это же чудо, воплощение красоты.

— У тебя чудесный вид, честное слово. Восемь часов в седле, да еще такая сумасшедшая гонка, а тебе хоть бы хны.

Он удивлялся ей все больше: стреляла и ездила верхом она превосходно, мастерски водила моторную лодку, которую купила, когда он был в одной из экспедиций; на этой лодке она каталась с детьми по Лене.

— Мне здесь лучше дышится, — заметила она. В городе иногда, особенно осенью, ее донимал бронхит. — И про бронхи я совсем забыла.

— Только про бронхи? — спросил он.

— Тебе подавай все сразу. Как всегда. — Она ответила, как бы продолжая разговор, начатый вчера вечером после прогулки.

— Лучше желать больше, чем меньше, — возразил он. — Ты же сама видела сегодня на примере жеребца. Или уже забыла?

Маша молча закусила губу.

Он спохватился: после всех ссор, которые у них были, она может превратно истолковать его реплику — и поспешил перевести разговор на другую тему:

— Налить еще чаю, Маша?

Чайник на плите кипел не переставая.

— Пожалуй, лучше глоток водки, — ответила она.

Буров налил всем.

Сыграли еще одну партию, и Маша встала. Она потянулась: сидеть за слишком низким столом ей и Саше было не очень удобно, но хозяевам, которые были ниже ростом, стол был в самый раз.

Маша улыбнулась и села на постель Василия, прикрытую оленьей шкурой. Она вынула шпильки из волос и встряхнула головой. Волосы свободно рассыпались по плечам, на них, как и вчера вечером, заиграли оранжевые блики — от отблесков пламени, вырывавшихся в щели потрескавшейся плиты и мягко освещавших ее лицо. Она сладко потянулась.

— Да, здесь не то что в городе, где вечно торчишь в четырех стенах. И все же я немного устала. Пойду лягу. А ты? — обратилась она к мужу.

— Покурю еще.

После ее ухода он выкурил две сигареты, выпил с Василием и Митей еще по стопке. Потом поднялся и вошел, осторожно ступая, словно боясь разбудить жену.

Посмотрев ему вслед, Василий налил себе еще стопку и подвернул фитиль коптившей керосиновой лампы. Потом достал одну из потрепанных книг, стоявших на полочке рядом с кастрюлями, пачкой соли и мешочком с кореньями. Он долго держал книгу в руке, но так и не раскрыл ее. «Везет же людям, — размышлял он. — Такая красавица, чертовски красивая! Но у них, видать, все еще не утряслось, хотя, когда они приехали, было хуже. Не клеится у них что-то. Эх, и хороша баба!»