Беранже - страница 4

стр.

И в школе, куда его отвел дед, он не двинулся вперед ни в чтении, ни в грамматике, ни в других науках. Школа была совсем близко, почти напротив дома, в тупике Бутылки, но Пьер Жан посещал ее редко и неохотно. Трудно было часами сидеть без движения в узкой, полутемной комнате и слушать монотонный голос учителя. Пьер Жан жаловался деду на головную боль, и тот оставлял его дома. Строгий к собственным детям, старый портной баловал внука.

Мать появлялась редко. Несколько раз она брала Пьера Жана к себе погостить, водила его в парк на гулянье или в театр — эти дни были для него праздниками, но недолгими.

А отца за все шесть лет жизни у деда Шампи Пьер Жан видел всего два-три раза. Беранже-старший все время где-то странствовал: жил в Бельгии, потом в маленьких французских городках. Накануне революции он исполнял обязанности нотариуса в Дюртале и заведовал имуществом некоей графини де Бурмон. Наезжая в Париж, он не забывал навестить жену. В 1887 году у Пьера Жана появилась младшая сестра Софи. Это, впрочем, не укрепило семью. Девочку тотчас же отдали кормилице, а отец снова уехал в Дюрталь. Он уже много преуспел в насаждении корней «генеалогического древа» и именовался теперь не просто Беранже, а Беранже де Мерси.

Ну, конечно, новоявленный дворянин не одобрял того, что происходило в Париже в 1789 году. Бастилию разрушили, глядишь, вслед за ней рухнет монархия, и дворянская приставка окажется ни к чему. Он, наверно, постарался бы внушить свои монархические взгляды и сыну, если б взялся за его воспитание, но к роли воспитателя де Мерси был не способен, у него не было ни малейшей охоты тратить на мальчишку время, деньги, энергию. В благом порыве отцовских чувств он попробовал было определить сына в пансион; дворянскому отпрыску нужно дворянское воспитание! Порыв этот, однако, бесследно иссяк, когда пришел срок вносить плату. Нет уж, пусть лучше Пьер Жан едет к тетке в Перонну.

Мари Виктуар Тюрбо, осанистая вдова лет около сорока, читает письмо от брата. Пьер Жан, еще больше осунувшийся за время путешествия, стоит у стола и ждет решения. Густые брови госпожи Тюрбо ползут все выше на лоб, а потом резко опускаются и сходятся у переносицы.

— Нет, вы только подумайте, — всплескивает она руками, обращаясь к пожилой родственнице, доставившей ей нежданную «посылку», — вы только представьте себе, до чего дошел мой братец! Вообразил, что я обязана взвалить на себя все заботы о его сыне! Ну, уж пусть он там рассуждает, как хочет, а я не могу взять ребенка на попечение.

Искоса она бросает быстрый взгляд на племянника. Он стоит, маленький, худенький, робкий. Светловолосая голова опущена, руки теребят шапку.

Мари Виктуар неожиданно умолкает. Брови ее все еще сдвинуты, но глаза теплеют, теплеют и вдруг затуманиваются. Она встает и порывисто обнимает мальчика.

— Бедняжка покинутый! Я заменю тебе мать.

ЮНЫЙ РЕСПУБЛИКАНЕЦ

В трактире «Королевская шпага» шумно, душно. Пахнет жареным луком, дешевым сыром. Знакомые запахи, Пьер Жан привык к ним за три года. Раскрасневшаяся тетушка Тюрбо снует между очагом и стойкой, а Пьер Жан встречает на крыльце приезжих, задает корм лошадям и, топоча деревянными башмаками, прислуживает посетителям.

Ох, как не по душе ему такая работа! Бывают минуты, когда хочется разбить тарелки об пол. Но он сдерживается. Надо помогать тетке. К тому же, если б не возня с этими тарелками, если б не это прислуживанье, в трактире было бы очень интересно. Сколько разных людей бывает здесь! Окрестные крестьяне, пероннские обыватели и приезжие из соседних округов и из дальних городов; знакомые почтари с дилижанса и какие-то безвестные бродяги; странствующие торговцы, хитрые спекулянты (их много развелось в эти годы) и конные вестовые из Парижа с важными бумагами для местных властей. И посетители не только едят, пьют и спят на постоялом дворе тетушки Тюрбо. Они обмениваются новостями, спорят, иногда читают вслух газеты, поют новые песни.

Пьер Жан забывает о тарелках, о лошадях, об усталости, когда, чуть склонив голову набок, жадно впитывает в себя рассказы о последних событиях. Да, он теперь уже не тот робкий тихоня, каким был в пансионе Шантеро. Весь он как будто проснулся, ожил, повеселел.