Берестяная грамота - страница 13

Когда Елена Викторовна ровным и красивым почерком записала текст и поставила последнюю точку, Калачёв попросил её прочитать документ.

— Всё правильно, — сказал он. — Только в последней фразе перед словами «все силы отдать быстрейшему восстановлению» давайте вставим: «Постоянно повышать бдительность и оказывать всемерную поддержку партизанским отрядам в защите города и района».

— Город будем удерживать всеми силами, — кивнул Ревок. — Уверен, что население поможет. Натерпелись люди от фашистов.

— Дельно говорит комсомол, — согласился Калачёв. — Помогать Красной Армии — первая наша задача. Передовые советские части от нас уже в пятидесяти километрах. Все действия будем согласовывать с усилиями Брянского и Западного фронтов. Но и вторая задача не менее важная — быстрее восстановить в городе и районе нормальную жизнь.

Приняли решение: всё колхозное добро, спрятанное от оккупантов, все трофейные запасы продовольствия объявить государственными, строго подсчитать и раздать населению. Попытаться пустить в действие пекарню… В общем, делать всё, что возможно.

— Обращение к населению надо напечатать, — сказал Калачёв, — сейчас же передать в партизанскую типографию.

Коля, притулившийся на корточках в углу комнаты, чтобы его не заметили, вдруг распрямился пружиной.

— Максим Степанович! — просяще глянул в лицо Калачёву. — Давайте я обращение отнесу. Только скажите куда.

Мыльников улыбнулся и посмотрел на Елену Викторовну:

— Твой?

— Её! — вручил Коле бумагу Калачёв. — Один из «команды» Ивана Фридриховича.

Мыльников глянул на Колю, перевёл взгляд на бывшего старосту:

— Так это они у тебя, Иван Фридрихович, листовочки-то?.. Ну и хитёр же ты, Иван Фридрихович. Надо же так ребят разыграть!

Коля покраснел. Ему стало обидно, что Мыльников принял его и Серёгу за малышей, которые будто ни о чём и не догадывались. Но тут он услышал слова Ивана Фридриховича и покраснел ещё больше. Теперь уж от внимания этих главных партизанских командиров к его, Кольки Матрёнина, персоне.

— Этих молодых людей мне Максим Степанович порекомендовал. Говорит: займи их немедленно, Фридрихович, каким-нибудь серьёзным делом, а то они, не дай бог, самому же тебе, как вроде бы первому вражескому холую, такое сделают… Ну что мне оставалось? — И Готман растерянно развёл руками.

Коля выбежал в коридор и столкнулся с человеком, которого в первый момент не узнал. В шапке с красным лоскутком наискосок, как носили партизаны, перед ним стоял… «полицай» Фролов!

— Секундочку! — задержал он Коляна. — Серёжку Вавилова сегодня немножко того… В общем, царапнуло малость. Можешь проведать, он в больнице.

У КАЖДОГО СВОИ ДЕЛА

Серёга, когда его вместе с другими легко раненными ввели в приёмный покой, сразу же забыл о боли в левой руке. Кто-то по дороге в больницу снял с него пальто с набухшим от крови рукавом и наскоро перебинтовал рану. «Кость цела! — сказал партизан. — Но надо, чтобы посмотрел Антохин».

Мимо ушей проскочила тогда знакомая, очень знакомая фамилия известного в Дедкове врача. А может, Серёга и не расслышал её, ошарашенный случившимся.

В ожидании приёма раненые разместились кто на уцелевших скамейках и белых больничных табуретках, большинство же — прямо на полу.

После колючего, обжигающего снега, ветра, мороза растянуться на сухом деревянном полу было верхом удовольствия. Каждый понимал: тем, кого внесли сейчас в коридоры на носилках или на руках, было куда хуже.

Поудобнее устроившись рядом с печью, которую кто-то уже успел затопить, Серёга внимательно наблюдал за окружающими и втайне радовался, что всё так удачно вышло: он остался жив и партизаны, сами партизаны, увидели его в бою. Теперь они, конечно, расскажут об этом Калачёву.

Все, кто находился в приёмном покое, разумеется, были старше Сергея. Вот дядя Егор, мастер стеклозавода. Пуля попала ему в плечо. Наверное, ему было очень больно, но он ободряюще подмигнул Сергею.

Рядом с Сергеем примостился в углу Никифор Евдокимович Журкович с перебинтованной головой. Ему Серёга страшно обрадовался: этот уж совсем свой, начальник пионерлагеря!

Другие тоже оказались знакомыми. И те, кто пришёл из леса, и те, кого арестовали на Буяновке, а потом чуть не расстреляли сегодня фашисты…