Берестяная почта столетий - страница 12

Сделавшись хозяевами новых богатых земель, бояре стали владельцами и всех находящихся в них ценностей. Отправляя эти ценности за рубеж, бояр«получали и основную прибыль от их продажи купцам. Наживались и купцы, продававшие товары иноземцам. В купеческие кошельки ложилась и прибыль от следующей операции, когда купленное у иноземцев сырье перепродавалось ремесленникам. И только ремесленники могли рассчитывать лишь на то, что они смогут заработать собственным трудом.

Во всей этой системе общественных взаимоотношений наиболее выгодное место занимал боярин, в руки которого стекалась львиная доля доходов. И не случайным кажется теперь то, что как раз в конце XI в. новгородское боярство вступает в решительную борьбу с князем за полноту власти в Новгороде и 1136 г. добивается полной победы над ним, окончательно утвердив республиканский строй.

Коснемся других возможностей археологии в изучении средневекового Новгорода. Люди, побывавшие в древних городах Владимиро-Суздальской земли и в Новгороде, обращают внимание на заметную разницу в убранстве средневековых каменных зданий. Владимирские церкви XII и начала XIII в. покрыты «коврами» каменной резьбы, в которых причудливые орнаменты обрамляют изображения птиц и зверей, фантастических животных и небывалых цветов. Стены новгородских церквей украшены скупо, сама поверхность кладки из чередующихся слоев кирпича и известки или из розового ильменского известняка служит им украшением. Эта разница, казалось, говорит о различиях в областных характерах русского человека, порождая мысли о суровости новгородца, жившего среди болот и сырых лесов. Изощренность каменной резьбы владимирских церквей долгое время оставалась искусствоведческой загадкой. Откуда мог возникнуть ее стиль? Исследователи вспоминали летописное сообщение о том, что Андрей Боголюбский призывал к своему двору художников из дальних стран, и искали корни этого стиля в других странах, от Италии до Армении.

Раскопки в Новгороде решили эту загадку, перечеркнув и возникшее было представление о примитивной простоте рядового новгородца. Оказалось, что очень многие деревянные предметы, повседневно служившие человеку, украшены такой же причудливой и изощренной резьбой, как и стены владимирских храмов. А когда в слое XI в. были найдены уцелевшие дубовые колонны здания, построенного еще в X столетии, на них оказались фантастические существа – двойники владимирских. Только новгородские были на 200 лет старше. Значит, загадочный стиль в действительности возник не за рубежами Руси, а на славянской почве. И там, где не было подходящего камня, пользовались главным поделочным материалом прошлого – деревом. Во Владимире резали и на камне, и на дереве, но деревянные предметы там не сохраняются в земле. В Новгороде резали на дереве, а не на камне потому, что строительный материал Новгорода – ильменский известняк рыхл и вовсе не приспособлен для резьбы, в отличие от владимирского плотного и пластичного белого камня.

Что же касается резных дубовых колонн, о которых только что было рассказано, вполне возможно, что они являются дошедшим до нас остатком древнейшей новгородской церкви – тринадцативерхой дубовой Софии, построенной сразу же после принятия христианства, в 989 г., а в середине XI в. сгоревшей. Ныне существующий Софийский собор был выстроен после этого пожара, и несколько поколений историков русской архитектуры мечтают найти остатки древнего собора и представить себе внешний вид этой восхищавшей современников постройки.

Открытие неведомого ранее мира бытового искусства оказалось важным и по другой причине. Прежде, когда этот мир еще не был известен, великие произведения новгородской архитектуры и живописи воспринимались как прекрасные цветы, выросшие на пустыре. Понимать их красоту, думали тогда, могут только немногочисленные избранные ценители из среды высшего духовенства и боярства и сами художники.

Сейчас мы видим, что это не так, и шедевры высокого искусства, и украшенные резьбой деревянная ложка или костяной гребень принадлежат к одному кругу явлений, порождены общим стремлением к красоте, потребностью выразить художественный вкус в образах, соответствующих обстановке.