Бери-бери - страница 5
- Хорсб-о... Хорсб-о, - пропел он печально, - росскэ доктору... Хорсб-о.
Он повесил голову, согнул ноги в коленях и застыл в робкой позе - живая статуя отчаяния.
Бухта, в глубине которой стояла "Гензан-Мару", изгибалась самоварной трубой. Когда мы миновали одно колено и поравнялись с невысокой скалой-островом, я невольно взглянул на командира.
- Здесь?
- Ну конечно, - сказал Колосков.
Скала прикрывала нас с мачтами. Лучшее место для засады трудно было найти. На малых оборотах мы проползли между каменными зубами, торчавшими из воды, и стали в тени островка.
- Значит, симуляция? - спросил боцман. - Так я и думал...
Широких заулыбался и натянул тельняшку.
- Могу быть свободным?
- После осмотра врача, - ответил неумолимый Колосков.
Мы заглушили мотор и стали прислушиваться. Спугнутые катером чайки носились над мачтами, чертыхаясь не хуже базарных торговок. Сквозь птичий гвалт и плеск волны, обегающей остров, долетал временами прерывистый стук мотора. Видимо, японцы пытались запустить остывший болиндер.
Услышав знакомые звуки. Колосков вытянул шею, заулыбался и зашевелил усами. Он стал похож на заядлого удильщика, у которого вдруг затанцевал поплавок.
На островок набежала волна. Стук мотора стал ближе и резче. Вдруг мотор поперхнулся... помолчал полминуты... застучал снова, на этот раз неровно и глухо.
Мы завели мотор. Люди стали по местам. "Смелый" дрожал, готовый кинуться за наглецами в погоню.
И вдруг боцман разочарованно крикнул с кормы:
- Фу ты черт! Глядите...
В десяти метрах от нас, в расщелине между камнями, лежал перевернутый бат [лодка, выдолбленная из ствола дерева], видимо унесенный из поселка рекой. Каждый раз, когда набегала волна, лодка билась о стены, издавая отрывистые и ритмичные звуки.
Мы были так раздосадованы неожиданной шуткой моря, что не поверили ушам, когда за поворотом послышалось знакомое всем морякам "таб-бак, таб-бак".
Но это была "Гензан-Мару", Она вылетела из-за мыска метрах в пятидесяти от нас, поплевывая горячей водой, и помчалась к открытому морю. Из трубы шхуны кольцами летел дым, винт свирепо рвал воду, а вся команда толпилась на палубе. Чумный синдо рысцой бегал по палубе, подгоняя чумных матросов. Чумный боцман, лежа на животе, доставал крючком якорь, цеплявшийся за волну.
Заметив нас, "Гензан-Мару" вильнула в сторону, но Колосков спокойно приказал лечь на параллельный курс. Мотор шхуны был слишком слаб для тяжелого корпуса, а наш движок работал чудесно.
Через десять минут японцы заглушили болиндер, и Колосков, захватив меня и Косицына, поднялся на палубу шхуны. Он был взбешен таким нахальством и, стараясь сдержать себя, говорил очень тихо. Синдо шипел и пятился задом, кланяясь, как заведенный.
- Как ваши... очумелые? - спросил Колосков.
- Благодару... Наверное, очен плохо...
- Что же не дождались доктора?
- Са-а... Помирай здесь, помирай дома... Бедный рыбачка думай все равно.
Он начал было снова скулить, но Колосков разом успокоил синдо.
- Ну-ну, - сказал он сухо, - я думаю, до тюрьмы вам ближе, чем до могилы.
Вскоре подошел катер с доктором, и все сомнения наши рассеялись. Чумных на шхуне было столько же, сколько на нашем катере архиереев.
Сам синдо признался в мошенничестве. Шхуна заметила катер слишком поздно, а скорость старой посудины, до отказа набитой треской, была смехотворна. Тогда на шхуне молниеносно возникла чума. Вопли и записка были только трюком, рассчитанным на простаков. По словам синдо, они дважды применяли этот прием у берегов Канады, и оба раза катер рыбного надзора поспешно уходил от "Гензан-Мару".
Трое рыбаков во время поверки не вышли на палубу. Но это не были симулянты. Бери-бери - болезнь бедняков, частый гость рыбацких поселков и шхун - свалила ловцов на циновки.
Эта болезнь - сестра голода. Сорный рис и соленая рыба, которыми постоянно питаются рыбаки, доводят их до полного изнурения.
Ловцы "Гензан-Мару" заболели еще весной. Сначала они пытались скрыть признаки бери-бери, выполняя нелегкие обязанности наемных ловцов наравне с прочими рыбаками. Но люди на шхунах спят на общих циновках, почти нагишом...