Берлинская мишень.. Священная война - страница 23

стр.



   «Я хочу посмотреть, как ты занимаешься любовью. Я уже договорился о том, что в ближайшее время зайдет молодой человек».



   "Нет!"



   «Он итальянец и довольно красив. Он также, уверяю вас, очень чистоплотный. Я действительно верю, моя дорогая, что в конце концов вам это понравится».



   "Вы сошли с ума, совершенно безумны!" - воскликнула она, наклоняясь к нему, не осознавая полностью, что делает. «Я не буду этого делать! Вы не можете заставить меня! Вы не смеете сказать ни слова! Вы так же замешаны, как и я!»



   «Ах, вот где вы ошибаетесь. Это было бы ваше слово против моего. И я уверяю вас, моя дорогая. Я могу предоставить властям достаточно информации, чтобы они не посмотрели дальше вас или вашего любовника».



  Внезапно его левая рука рванулась вперед и схватила ее запястье. Его сила была огромной, и скорость, с которой он потянул ее к себе, поразила ее.



   Его правая рука была такой же быстрой и ловкой, когда он вцепился пальцами в ее платье.



   «Стой! Перестань, свинья!»



   Его рука дернулась, и пуговицы от корсажа до подола раздвинулись. Почти таким же движением его пальцы скользнули под одну из чашек ее бюстгальтера и начали мучительно мять ее грудь.



   «Красивое, абсолютное совершенство», - прохрипел он.



   "Ублюдок!" она взвизгнула и ударила его по правой стороне лица когтями левой руки.



   Кровь хлынула из четырех ровных красных линий на его жирной щеке. Она собралась у него на подбородке и капала, образуя малиновое пятно на его рубашке.



   Но он не завыл от боли и не убрал руку с ее груди. Вместо этого он улыбнулся.



   «Хищница… гладкая кошка с когтями. Снимите нижнее белье… и мы подготовим вас для Тони, когда он появится».



   Теперь его дыхание было прерывистым, настолько напряженным, что он едва мог произнести слова. Он сильно вспотел, и его грудь тяжело вздымалась.



   «Твоя… плоть… возбуждает… меня…»



   Внезапно она перестала пытаться уйти от него. Ярость исчезла с ее лица, сменившись улыбкой. Ее глаза сузились, когда идея овладела ею, и ее тело стало податливым под его руками.



   «Мое тело… оно тебе нравится?» - промурлыкала она.



   «Не следует делать этого… опасно… для меня».



   «Отпусти мою руку, чтобы я могла снять бюстгальтер».



   "Да красивая…"



   Наклонившись вперед, чтобы ее запах заполнил его ноздри, она подняла ноги и сняла туфли. Сложив обе руки за шею, она лениво потянулась, как кошка, грудь вздымалась вверх.



   Гесслинг прижал свои руки к груди, как будто таким образом он мог облегчить невероятную боль, которую он ощущал внутри нее. Он попытался отвести взгляд, но обнаружил, что это невозможно. Ее глаза и ее тело заставляли его игнорировать ее, не осознавать, что она предлагает.



   Она пожала плечами, и порванное платье скользнуло по ее плечам, рукам и бедрам, падая кучей к ее ногам. У нее была изысканная фигура, сладострастное украшение идеальных пропорций. Она наклонилась, чтобы подобрать платье, пышные груди нетерпеливо двигались в тесноте бюстгальтера.



   Она улыбнулась, кладя платье на стул. Прикоснувшись языком к нижней губе, она сосредоточилась на прикосновении черного блеска трусиков к лодыжкам, затем вышла на свободу. Живот был плоским, ноги крепкие и изящно мускулистые, линии тела свободны от вздутия и мягкости.



   Он ахнул от восхищения как от отработанной игры, так и от неоспоримой красоты.



   Кружевной бюстгальтер был настолько узким, что врезался в гладкую плоть. Отцепив его, она стянула его себе на руки. Ее грудь была высокой, конической, с нежно-розовыми кончиками.



   Плавным движением бедер она сняла черные трусики и отбросила их.



   «Этого… на данный момент достаточно», - выдохнул он, хлопая себя в грудь мясистыми кулаками. «Будем ждать мальчика…»



   "Зачем?" - упрекнула она, проводя руками по груди.



   Она шагнула вперед и взяла его за руку. Она была сжата в кулак.



   Удерживая его запястье одной рукой, она провела ногтями другой руки по скрученным пальцам. Когда они открылись, она просунула руку между ног и зажала ее бедрами.



   «О, Боже… ой, Боже…»