Берлинский боксерский клуб - страница 8

– Wunderbar![9] – воскликнул отец. – У нас открытие важной выставки, а ты решил прикинуться чудовищем Франкенштейна. Ладно, сбегай лучше вниз и принеси буклеты с биографией нашего сегодняшнего героя. Они там у станка лежат. И осторожнее на лестнице.

В подвале горел свет. Я думал, что застану там маму, которая, собственно, и печатала обычно буклеты о жизни и творчестве выставляемых в галерее художников, но в просторном и прохладном каменном зале никого не было. Дверь слева вела в комнату, где стоял печатный станок. Рядом с ним были аккуратной стопкой сложены нужные мне листочки. На этом старинном громоздком приспособлении с покрытыми ржавчиной металлическими деталями, разукрашенном застарелыми пятнами типографской краски и потеками густой смазки, родители печатали афиши, каталоги и рекламные проспекты выставок. Я взял брошюры про Харцеля и уже собирался идти, когда мне на глаза попался валявшийся на полу мятый листок бумаги. Я подобрал его. Он был наполовину залит краской, поэтому я смог прочитать только часть напечатанного на нем текста.

Я покраснел, перечитывая эти полные чувственности слова, явно не имеющие отношения к торговле произведениями искусства. О каких еще дамах шла речь? О каких потаенных местах? И кто такая эта графиня? Моему воображению она предстала загадочной длинноволосой женщиной в модном, облегающем фигуру коктейльном платье.

– Карл! – позвал сверху отец. – Ты скоро?

Я сунул в карман подобранный с пола листок и не слишком поспешно вернулся в выставочный зал, народу в котором заметно прибавилось. Буклеты про Харцеля я пристроил на стол рядом с головкой мюнстерского сыра, успевшей изрядно уменьшиться в размерах. Никого из гостей, отведавших испорченного сыра, пока, к счастью, не тошнило.

Тут, лавируя среди наполнявшей галерею публики, ко мне подбежала Хильди.

– Карл, ты видел, кто пришел? – взволнованно спросила она.

– Кто? Мама?

– Нет, der Meister![10]

– Кто-кто? – не понял я.

– Чемпион! Вон, запросто так взял и пришел.

Я обернулся: у дверей возвышалась внушительная фигура Макса Шмелинга.

Стоило Максу Шмелингу переступить порог галереи, по залу словно пронеслось дуновение ветра, обратившее все взгляды в его сторону. Люди тянули шеи, поворачивали головы и восторженно перешептывались, убеждая себя и других, что зрение их не подводит и что чемпион в самом деле здесь, среди них.

Он стоял, широко расправив плечи, и был на голову выше любого из присутствующих. В Америке он прославился под прозвищем Черный улан с Рейна, которое, по замыслу придумавшего его импресарио Шмелинга, должно было наводить страх на соперников. Прозвище шло боксеру как нельзя лучше. Уланы – это отборная кавалерия, а он и в самом деле походил на закаленного в сражениях воина. Но несмотря на грозную внешность, черные брови и глубоко посаженные глаза, у него была обаятельная улыбка, а все его лицо казалось необычно светлым. На Шмелинге был широкий серый плащ, а под ним – черный смокинг с шелковым платком в нагрудном кармане и туго накрахмаленная белая рубашка.

Возле Макса Шмелинга в длинном белом платье и крошечном меховом жакете стояла его жена, чешская киноактриса Анни Ондра. Как и мужа, ее окружало сияние славы, как если бы на нее постоянно был направлен свет софитов, выгодно подчеркивающий блеск ее белокурых локонов, выразительно подведенные красной помадой губы, энергичную линию тонких бровей и бойкое очарование большущих глаз. Одна из популярнейших в Германии кинозвезд, Анни недавно вместе с мужем снялась в фильме «Нокаут»[11]. Она сыграла там начинающую актрису, которая влюбилась в рабочего сцены, открывшего в себе талант к боксу, – его роль исполнил Макс.

Анни, войдя, расцеловалась с кем-то из знакомых, а Макс совершенно потряс меня тем, что направился прямиком к моему отцу, дружески пожал ему руку и приобнял за плечи.

Отец не раз хвастался знакомством и дружбой с бывшим чемпионом мира в супертяжелом весе, но до сих поря я не очень-то ему верил.