Бернард Больцано - страница 15

, 218).

Представления-в-себе, по Больцано, не являются ни истинными, ни ложными, таковыми могут быть лишь предложения-в-себе, которые состоят из представлений-в-себе. Когда говорят об истинности или ложности представления, то имеют в виду истинность или ложность только его применения к определенным предметам через предложение типа «это есть А», где А — представление. Многие современные логики защищают подобную точку зрения об истинности как свойстве только высказываний, а не их составляющих — понятий (см. 59, 183). Предложения-, истины- и представления-в-себе являются материей субъективных, или мыслимых, предложений, истин и представлений. Таковы в самом сжатом виде основные положения важнейшей части логики Больцано.

Проще всего было бы сказать, что Больцано возрождает в новом виде платонизм. Некоторые исследователи прямо заявляют, что Больцано, мол, не прав, говоря об оригинальности и новизне своего открытия сферы предложений- и истин-в-себе, что он мало знал Платона и других философов (см. 49, 329–330). Но чешский мыслитель, во-первых, сам говорит, что понятие предложений-в-себе, истин-в-себе, хотя и не совсем осознанно, употреблялось Лейбницем, Аристотелем, Гербартом, стоиками и эпикурейцами (см. 21, 1, 83; 116). Во-вторых, что касается учения Платона, то в заметках к логике Больцано пишет: «Поднялся ли Платон до этого понятия (истин-в-себе. — В. К.), я не знаю. Я этого, по крайней мере, не мог найти у него. Но Гегель, кажется, просмотрел это понятие» (22, 12, 103–104). Больцано, конечно, достаточно хорошо знал Платона. Впрочем, и при знакомстве с системой последнего в изложениях интерпретаторов нельзя пройти мимо учения об идеях. Перед Больцано стояла задача — дать философское обоснование математики, ее объектов и четко выделить значимые элементы логического учения, которое, как он считал, лежит в основе математики. Успехи применения в XIX столетии математического анализа, т. е. применения открытого Лейбницем и Ньютоном дифференциального и интегрального исчислений к задачам механики, приводили многих ученых к вопросу философского и логического его обоснования, оправдания его методов. Над этим и работал Больцано. Он делает одну из первых попыток создания логики науки, и прежде всего логики точных наук, стремится привести традиционное логическое учение, опирающееся на схемы и структуры естественного рассуждения, в соответствие с уровнем развития математики. Логика должна стать не просто логикой обыденного рассуждения, но логикой науки. Способы математического рассуждения Больцано использует для усовершенствования традиционной логики, точно так же как в логике стремится найти основу для математического рассуждения. В XIX столетии многие математики стояли на позиции платонизма. Для них абстрактные математические объекты, такие, как числа, точки, линии, уравнения, являлись не менее, а в каком-то смысле даже более реальными, чем вещи действительного изменчивого мира. Больцано понимает нелепость и грубость учения о некоем надвременном бытии идей и пытается найти более адекватную точку зрения на объекты математического и логического исследования. Два несомненных свойства приписывает Больцано предложениям- и истинам-в-себе. Первое — объективность, т. с. независимость от конкретной мыслительной деятельности субъекта. Больцано не согласен с Лейбницем, который утверждал, что истины если и независимы от людей, то во всяком случае не могут существовать без мышления бога. Для Больцано истины независимы и от мышления бога. Всеведущий бог знает, конечно, все истины, поэтому, полагает Больцано, нет ни одной истины, которая кем-то не познавалась бы, хотя она и независима от познания. Высший нравственный закон, считает он, является первой истиной-в-себе; она также независима от божественного рассудка и воли. «Истины, — пишет Больцано, — никем не полагаются, даже божественным рассудком. Не потому нечто истинно, что его так познает бог, но, наоборот, бог познает это так, поскольку это истинно» (21, 114). Здесь у Больцано заметно определенное колебание в абсолютной независимости предложений- и истин-в-себе от деятельности сознания. Вначале он говорит, что нет ни одной истины, которая кем-то не познавалась бы, но потом стремится подчеркнуть объективную значимость истин, даже их независимость от божества.