Беседы Эжена Берсье. Том I - страница 2

Мы довольствуемся тем, что бросаем камнем в иудеев, объясняя позорную картину Голгофы их фанатизмом, но мы в этом ошибаемся: страсти, возбудившие иудейский народ, свойственны каждому человеческому сердцу. Вы удивляетесь тому, что Христос мог быть тогда так ненавидим; но думаете ли вы, гоняющиеся за человеческой славой, что вы могли бы слушать без содрогания то, как разоблачаются те страсти, которые делают нас недостойными славы Божьей? Что испытали бы вы, обладая только наружной религиозностью, которой доселе прикрывали вашу пустую преступную жизнь, если бы нас призвали к смерти, примиряющей всех? Разве вы, люди дела, думающие только об увеличении вашего состояния, хладнокровно приняли бы упреки в вашем пристрастии? Разве вы, мысленно любующиеся вашим великодушием, могли бы перенести, когда величественная рука, раздвигая все завесы, открыла бы вам вашу внутреннюю ничтожность, тайные желания, интересующие вас расчеты и все низости, скрывающиеся в человеческой душе? И когда Он повелел бы вам следовать за Ним и нести ваш крест, отрекшись от всего, - думаете ли вы, что ваше высокомерие не возмутилось бы против такого повеления? Ах, мне кажется, что я слышу весь протест наших чувственных сердец, раздраженных тягостным для них словом, и вижу все те страсти, которые осудили Христа, и, вступив в злобный союз, старались в одном общем созвучии заглушить свое собственное смятение. Да, как в высших слоях общества, так и в низших, дурные инстинкты сплотились в одно, чтобы удалить такого обличителя. Новейшее фарисейство, где религия и благопристойность вполне довольствуются обычаями, подало бы руку саддукейству, т. е. легкомысленному скептицизму и насмехающемуся материализму; самолюбивое богатство и завистливая, возмущающаяся бедность, наука со своим пренебрежением ко всему и невежество с его фанатизмом, жестокое корыстолюбие, постыдные развлечения, низкие страсти, - одним словом, все могущество тьмы соединилось бы, чтобы воскликнуть: ,,Распни Его!" И истина, ненавидимая одними и трусливо не признаваемая другими, имела бы, как в Иерусалиме, своих притеснителей и палачей. Она нашла бы и здесь тех криводушных судей, которые умыли бы руки, осуждая ее. Все приняли бы участие в этой зловещей свите: Ирод и Пилат соединились бы, чтобы погубить ее, и иудействующие христиане снова предали бы ее.

Всему этому, братья, быть теперь не суждено, и Христос не должен более умирать; но не довольно ли для нас знать, что это могло бы еще быть? Нет, враги Иисуса Христа не только на Голгофе: они повсюду, где есть сердца, которых истина ранит, а святость раздражает, и которые охотно предаются греху, потому что эти сердца в присутствии Христа и осужденные Им, ненавидят Его, подобно иудеям. Если есть среди нас хоть один человек, который несмотря на проповедь Евангелия, живет в грехе и предпочитает мрак свету, пусть он знает, что он соучастник в распятии Спасителя, потому что, на сколько Он пребывает в нём, как говорит Апостол, на столько он снова распинает Сына Божия и предает Его поношению.

Итак, все Его поносили; но в этом созвучии оскорблений, наиболее удивившие меня голоса, были голоса двух разбойников. Как! и они также присоединяются к толпе? Чего же они ждут от нее? Ведь для нее они также только предметы презрения, и, однако же, они соединяются с нею против Иисуса Христа. Какое же зло Он им сделал? Что означает это жестокое позорное удальство и как его объяснить? Объяснить это нетрудно, братья. Страдание имеет свои искушения: чем заслуженнее оно, тем скорее оно ведет к ропоту, а от ропота к богохульству - часто один только шаг. Эти люди, предчувствуя свой конец, от земли уже не ждут ничего. Перед ними одни только мучения ужасной агонии, и вот их отчаяние превращается в ярость. Они злословят Христа, потому что Христос, называя Себя Спасителем, не хотел сойти с креста и не спасал ни Себя, ни их. Безумцы не знали, что, оставаясь там, Он спасал их души. Как же не подумать теперь без сжимания сердца о тех, которых страдание ожесточает; оно, которое должно было бы быть вестником, указывающим нам путь к Богу; так как в несчастии мы познаем мир и самих себя. Разрушая наши силы, страдание заставляет нас чувствовать нашу полнейшую зависимость и, охлаждая наши ложные радости, заставляет нас испытать всю горечь греха. Подобно этому и Евангелие обращает свои наилучшие обещания преимущественно скорбящим. И, однако же, разве многие его так понимают и сколько раз оно, напротив, производило только возмущение? Вы, может быть, думаете, что наиболее нуждающиеся в утешении вместе с тем наиболее преданы Иисусу Христу, что усерднее всех призывают Освободителя те, которые сильнее всех чувствуют гнет нужды, что те желают горячее истинного убежища, которые не могли найти его здесь, под луной, и что те имеют нужду в вечной любви, у которых сердца были истерзаны на земле? Вам кажется, что между отпавшими от Христа душами, по крайней мере, удрученные, должны были остаться Ему верны, потому как кто, кроме Него, имел для них наилучшие изъявления участия; кто умел лучше обращать к ним слова вечной жизни; кто, как не Он, болел их скорбями? И однако же вы часто видите, как горе богохульствует и возмущается; вы видите сердца, насмехающиеся над Евангелием и обетованиями его, отзывающиеся на все увещевания церкви какою-то мрачной, горькой иронией и отвергающие с насмешкой нежнейшие слова Божественной любви. Несчастные! куда же пойдут они, оттолкнувши Христа Спасителя, и кто их утешит, если они презирают слова Божественного Утешителя? Поистине несчастные безумцы, потому что, если появляется какой-нибудь проповедник всеобщего отрицания, говорящий, что небо необитаемо, что молитвы - напрасный звук, остающийся без ответа, что в мире играют роль случайности и что для человека все кончается в тлении могилы, то вы видите, с какими криками радости они прибывают к нему, называя его своим другом и освободителем, и какую горестную утеху найдут они в печальной перспективе беспробудной ночи. Отсюда становится понятным, что и распятые со Христом оскорбляли Его.