Беседы о литературе: Восток - страница 16

:

(«Встаю и легкие облака, и первое птиц щебетанье, и воздух свежий, и смеющиеся луга благословляю».) Не знаю, помнил ли эти стихи А.К.Толстой, когда писал свое «Благословляю вас, леса, долины, нивы…» Не знаю. Знаю только, что это ощущение близости Бога, по имени не названного, но незримо присутствующего, есть одно из тех чувств, что дают человеку силу жить. И кажется, будто сам растворяешься в этом птиц щебетанье и легком утреннем воздухе, в этом небе, по которому пролетают легчайшие облака, не nuvole, а nugoletti. Nuvole – это «облака», а nugoletti? Не берусь переводить это слово на русский язык; быть может, облака, пронизанные солнцем, следы или тени от облака… Растворяешься и словно плывешь, а музыка, музыка, музыка нисходит на тебя с этого пронизанного солнцем неба и разливается повсюду, и тебя охватывает не радость даже, вернее, совсем не радость, а какое-то радостное и в то же время печальное и щемящее чувство, которому нет названия ни в одном языке… musica della solitudine – музыка одиночества… Oceano profondo, dove ascendendo il pensier nostro annega – «глубокий океан, где, поднимаясь, мысль наша тонет», как пишет Джованни Пасколи. Nel cuor dove ogni vision s’immilla – «в сердце, где каждое виденье превращается в тысячи…»

Это было на самом севере Италии, у австрийской границы, в маленьком городке Бассано-дель-Граппа. Поздним вечером сидел я на берегу Бренты, реки, о которой мне пела когда-то бабушка:

Разве думал я тогда, что когда-нибудь попаду сюда и буду сидеть на ее высоком берегу? Бабушка любила этот романс, и поэтому я помню его с раннего детства… «Тихо Брента протекала»… Брента – река моего детства, это что-то из области того, чего почти что и не было. А тут действительно тихая Брента, средневековые стены крепости, изредка звон часов с колокольни и тишина. И музыка, что льется с неба. Не поддающаяся записи на пяти строках нотоносца, но звучная и строгая, нежная и величественная – как звуки старого органа.

«Тише, источники скал и поросшая лесом вершина», – как говорится у Платона. Но и без этого призыва всё молчит, всё безмолвно, всё спит, как писал когда-то Пасколи, который, быть может, подслушал эти стихи у спартанца Алкмана (ведь он прекрасно знал древних авторов и сам писал не только по-итальянски, но и на латыни), а возможно, у переведшего Алкмана на немецкий язык Гёте. «Горные вершины спят во тьме ночной» – так отозвалось это у нашего Лермонтова. Всё тихо, всё молчит, а музыка льется и льется…

Церковь Santa Maria in ara coeli была построена на месте древнего жертвенника Небу, возможно, храма Юпитера, поскольку среди множества богов Древнего Рима именно он отождествлялся с небом, как это известно из Горация…

Но есть в Риме и еще один храм, возникший на месте языческого, – Santa Maria sopra Minerva, построенный на развалинах храма Минервы; есть и другие такого же происхождения, в том числе и знаменитый Пантеон, превратившийся в церковь Святой Марии ad martyres, или «у мучеников».

Идя по Corso в сторону Piazza del Popolo, вы доходите до Piazza della Colonna, которую украшает колонна Марка Аврелия, глубокого философа и автора записок «К самому себе». Здесь вы поворачиваете направо и, пройдя мимо церквей Марии Магдалины и Санта Мариа ин Аквиро, очень быстро оказываетесь близ Пантеона.

Пантеон, или храм всех богов, был построен при императоре Августе его пасынком Марком Агриппой (как гласит надпись на его фронтоне) и затем обновлен в 20-е годы II века н. э. при Адриане. «В Италии, – говорит мадам де Сталь в романе “Коринна, или Италия”, – католицизм повсюду унаследовал черты язычества; но только Пантеон – единственный античный храм в Риме, сохранившийся в целости, единственный памятник, дающий полное представление о красоте зодчества древних и об особенностях их религиозного культа»…

В сущности, для этого нет необходимости ссылаться на мадам де Сталь; в любом руководстве по истории искусства и в каждом путеводителе по Риму сказано именно это, хотя, быть может, чуть иными словами…