Бешеные горы - страница 8

– Это туда, где хоронили покойника, найденного в реке? – уточнил Бурый.

– Так точно, – белозубо улыбнулся майор.

Бурый покосился на него – чему улыбается? Он озабоченно прощупывал взглядом дорогу: как бы этот улыбчивый майор не привез их прямиком в засаду. Тут это просто, как овцу зарезать. На всякий случай он незаметно придвинул под руку автомат и бросил взгляд на своих: бдите! И успокоился, увидев, что толстый ствол «винтореза» Калмыка уставлен в спинку сиденья, на котором сидел водитель. Чуть какая бяка – и тот незамедлительно превратится в решето.

– А зачем вам тот покойник? – спросил Хасанов. – Прошло больше недели, он уже разлагаться начал.

– Ничего, – сказал Бурый, – мы привычные.

Хасанов пожал плечами:

– Могут быть проблемы.

– Какого рода? – поинтересовался Глеб.

– Ну, здешние жители не привыкли к тому, чтобы раскапывали могилы и доставали покойников, – пояснил Резван. – Могут выразить недовольство. А учитывая, что здесь у всех оружие… – Он не договорил и, выражая сожаление, цокнул языком.

Бурый нахмурился:

– Но, насколько я понял из донесения, покойник не был мусульманином?

– Не был, – подтвердил Резван. – Но нашим старикам этого не объяснишь.

– Ничего, – пробасил Борман. – Как-нибудь договоримся.

– Ладно, – глянув на него в зеркало заднего вида, не стал спорить Резван. – Но я предупреждал.

– Далеко еще? – подала голос Алиса.

Она сидела между Борманом и Калмыком и с виду казалась спокойнее остальных. Резван посмотрел на нее в зеркало, широко оскалил свои белые зубы. Мужчина, он видел в ней прежде всего красивую женщину, которой грех было не улыбнуться. Но если он думал дождаться ответной улыбки, то сильно ошибся. Его встретил жесткий взгляд, который целился ему точно в переносицу, и улыбка галантного майора исчезла сама собой.

– Не очень, – ответил он, переводя взгляд на дорогу.

– А точнее? – вопрос Алисы, казалось щелкнул, как затвор автомата.

– Четверть часа, – процедил майор.

– Ясно.

Алиса забыла о майоре и стала внимательно изучать природу за окном рычащего «Гелендвагена» – машина боком шла по крутому холму.

Природа, надо сказать, была неласкова и убога. Каменистые изломы с обеих сторон, пыль, рыжая и неистощимая, чахлая зелень, непонятно как выживающая в этих камнях, белесое от зноя небо. Останься чужой человек за бортом – и конец ему, бедолаге. И это при том, что ему не встретится ни один человек с оружием.

Но Резван упорно гнал внедорожник вперед, никак не реагируя на обстановку за бортом. Он, кажется, понял, что гости прибыли серьезные – серьезней некуда, и, вероятно, спешил отделаться от них как можно скорее.

– Почему прислали тебя, Резван? – как бы невзначай поинтересовался Бурый.

– А я родом из этих мест, – довольно предсказуемо ответил Хасанов. – Тут в получасе езды моя деревня. Вся родня там живет.

– Одни Хасановы? – подал голос Борман.

– Точно, – улыбнулся Резван.

Борман улыбнулся ему в ответ. Хотя автомат держал наготове – тут он бдительности никогда не терял, как ты ему ни улыбайся.

– Это как у нас в деревне, – охотно забасил он. – Что ни двор, то Лещенки. Есть еще, правда, Куркачи и пару дворов Щученок. Но то приблудные, послевоенные. А коренные все сплошь Лещенки. В любую хату пальцем ткни – не ошибешься.

– Это где? – спросил Резван. – На Украине?

– Да нет, – отозвался Борман. – В Белоруссии. Но Хохляндия рядом. Мы когда-то пацанами запросто к ним бегали на гулянки. Девки у них красивые. На какую ни глянь – одни «Виагры». И они по нашим лесам свободно ходили, грибы-ягоды собирали. Теперь вот граница! Чуть не под той сосной помочись, тут тебя за задницу и схватят. Как же, нарушитель. Незалежные, чтоб их!

Майор сочувственно покачал головой:

– Да…

– А сам где служишь, Резван? – вернулся к более интересующей его теме Глеб.

– В Наурской, – мотнул тот головой куда-то влево. – Тоже недалеко.

– Почему прислали тебя одного? – спросил Глеб.

Резван засмеялся, поблескивая глазами.

– Ого! Давно меня не допрашивали.

– А что, допрашивали? – вклинился вдруг в разговор Калмык, подавшись к самому уху майора.

Тот осекся, покосился назад.

– Не кричи, – попросил негромко, но твердо. – Не у себя дома.