Бесики - страница 29
Ветер свистел в ушах всадника, бил в лицо и развевал конскую гриву. Была темень, но испытанный скакун во весь опор мчался по широкой дороге, из-под копыт летели яркие искры.
Когда Бесики нагнал карачохельцев, кто-то крикнул в темноте:
— Эй, кто там?
— Это я, Бесики! — ответил поэт и придержал коня.
— Тебя ищет саркардар по повелению Левана, — отвечал из темноты тот же голос.
— А что ему надо?
— Откуда мне знать…
— Он хочет послать тебя вместе с Моуравовым к русскому генералу, — послышался голос с другой стороны. — Леван пригрозил саркардару, что если он тотчас не отыщет тебя, то может принять святое причастие перед казнью…
Бесики поспешил к Левану. Свернув с дороги, он поскакал прямо по полю, опередил медленно двигавшиеся отряды и нагнал свиту Левана.
Леван был так зол, что чуть не ударил его плетью.
— Где ты шлялся до сих пор? — прогремел Леван. — Перевернули весь город, а тебя нигде не нашли. Скачи сейчас же, догоняй Моуравова, он, вероятно, уже во Мцхете.
Леван ударил плетью абхазского коня Бесики. Взбешённый конь так резко сорвался с места, что Бесики еле удержался в седле. Леван расхохотался, и Бесики понял, что гроза миновала. Повернув абхазку в сторону Мцхеты, он пустился догонять Моуравова.
Лиахва сильно разлилась, и Тотлебену пришлось целый день простоять у Цхинвали. Бурная река снесла все мосты, а брода не могли найти. Проводники советовали генералу подняться в Кехви, там Лиахва была стиснута в узком ущелье и со скал можно было перекинуть брусья для моста. Тотлебен отказался и предпочёл другой способ переправы. С большим трудом протянули через реку канат и, приспособив к нему паром на бурдюках, начали переправлять войско. В один рейс переправлялось до двадцати человек.
Донские казаки и калмухцы, не дожидаясь парома, пустились на конях вплавь. Казакам, привыкшим к спокойным рекам, было трудно переправляться, и многих из них унесло течением.
Поднялся крик и гам. Цхинвальцы бежали по берегу и криком ободряли пловцов. Одни тащили верёвки, другие — длинные палки. Всякий старался помочь, чем мог. Всё же десяток казаков снесло на порядочное расстояние, и за поворотом реки они скрылись из виду. Их считали уже погибшими, но через час казаки явились невредимыми, но мокрые и продрогшие. Они кинулись греться к кострам, зажжённым на берегу ранее переправившимися товарищами. Цхинвальский моурав послал солдатам вино в больших буйволиных бурдюках.
Тотлебен со штабными офицерами следил с горы за переправой. На этой горе, откуда виден был весь Цхинвали как на ладони, стояла довольно высокая башня, сторожем при которой был старик Беруча. Когда Тотлебен взошёл на гору и приблизился к башне. Беруча, преклонив колено, приветствовал генерала.
— Кто он такой? — спросил Тотлебен.
— Караульщик, — ответил переводчик.
— Гарнизон сей непобедимой крепости? — засмеялся Тотлебен и, повернувшись спиной к Беруча, стал смотреть на Цхинвали.
Старик не ожидал такого обращения: и царь Теймураз и царь Ираклий относились к нему уважительно — преклонённому помогут встать, обязательно пожалуют в башню, расспросят о семье, скажут несколько тёплых слов и наградят.
Старик, недовольный встречей, вернулся в свою башню и по самодельной лестнице поднялся на верхушку. Отсюда была хорошо видна вся местность до самого Горисджвари. Обязанность Беруча заключалась в наблюдении за окрестностью. Если показывался враг или следовал тревожный сигнал с другой башни, он должен был подавать соответствующий сигнал — зажигать на вышке сырую солому или обрезки лоз. Дым от соломы был беловатый и означал прибытие своих, лозы же давали дым чёрного цвета, и это возвещало о появлении врага.
Беруча не знал теперь, что зажигать — солому или лозу. Хотя он и слышал, что русская царица послала Ираклию на помощь войско против султана, всё же не знал, как действовать, и потому решил подождать. Он уселся на плоской кровле, положил рядом старую кремнёвку и с любопытством стал следить за переправой войска.
Ещё и половина солдат не была переправлена, когда Моуравов, сопровождаемый русскими чиновниками и подоспевшим Бесики, догнал отряды Тотлебена. Все сошли с коней и поднялись на гору.