Бесики - страница 42
Солнце уже садилось и мечами лучей пронзало разорванные облака. По пыльной дороге со скрипом ехали арбы с пшеницей. Купол церкви Мелика устремлялся ввысь, словно желая утонуть в небе.
Они пошли по улице, тянувшейся вдоль садов, и направились к Метехскому мосту. Анна и Майя перешёптывались. Приподняв по обыкновению плечо, Чабуа медленно шагал рядом и в узких проходах предупредительно пропускал их вперёд. Чабуа остановился только у Метехского моста и вдруг, словно отвечая самому себе, громко сказал:
— С царём обязательно что-то случится!
Удивлённая Анна взглянула на него и спросила:
— Что вы хотите этим сказать, Чабуа?
— Вот чувствую, что с царём что-то случится. Всемогущий бог, избавь нас от беды!
Чабуа снял шапку и перекрестился.
Дамы невольно тоже перекрестились.
От Кизляра до Моздока шла однообразная и утомительная дорога по необъятным степным просторам.
Полулёжа в кибитке, подполковник Чоглоков развлекался тем, что строил в своём воображении воздушные замки.
Не напрасно он отправился добровольцем на Кавказ. Он должен начать победное шествие от южной окраины империи до севера. Покинув Петербург незаметным подполковником, он должен туда вернуться прославленным полководцем…
И наиболее подходящим местом для такого предприятия Чоглокову показался Кавказ, где воевал знаменитый полководец, царь Ираклий, который был союзником России. Возле такого человека всегда представится возможность отличиться.
Испросив разрешения поехать добровольцем на Кавказ, Чоглоков собрал все свои драгоценности, до десяти тысяч деньгами и с целым штатом слуг отправился в Грузию. Он хотел произвести внушительное впечатление на губернаторов и военных лиц тех глухих провинций, через которые ему приходилось следовать, чтобы на обратном пути его уже встречали как триумфатора.
Но пока что путешествие оказалось таким длительным и скучным, что у Чоглокова остыл первоначальный жар.
И когда из Кизляра он направился в Моздок, то подумывал уже о том, не вернуться ли обратно. Ему теперь казалось благоразумнее находиться в Петербурге при дворе и постепенно добиваться положения и влияния. Это было вернее, чем затеряться в чужой стране и вдобавок рисковать жизнью. Приближённая к царице фрейлина могла дать ему больше, чем выигранное сражение.
Подполковник Чоглоков приуныл.
Проезжая мимо какого-то постоялого двора, Чоглоков приказал кучеру заехать туда, чтобы накормить лошадей и дать им отдых.
Кучер взмахнул кнутом, и вскоре экипаж, громыхая, въехал во двор.
Чоглоков ленивой походкой направился к дому. В дверях с ним столкнулся незнакомый офицер в гусарской форме.
Оба приветствовали друг друга, отдав честь.
— Подполковник Ратиев, имею честь, — представился незнакомец.
— Ах, Ратиев? Неужели? Я многое слыхал о вас. И не здесь, в дороге, а в Петербурге, — сказал Чоглоков, бегло оглядев нового знакомого.
Ратиев был среднего роста и крепкого телосложения. Нос с горбинкой выдавал его грузинское происхождение. А смелое выражение лица и острый взгляд подтверждали, что это человек решительного характера. Помятый, выцветший мундир и поношенные сапоги доказывали, что ему лагерная жизнь в привычку. Всем своим видом Ратиев резко отличался от Чоглокова — щёголя, завсегдатая салонов.
— Много похвальною о вас рассказывал мне генерал Медем, — продолжал, улыбаясь, Чоглоков. — Вы, оказывается, в прошлом году отличились на Кубани.
— Э, об этом даже говорить не стоит. Откуда изволите ехать и куда? Кроме того, разрешите узнать, с кем имею честь беседовать?
— Чоглоков, Наум Николаевич. Еду из Петербурга и направляюсь к грузинскому царю.
— Значит, мы с вами попутчики.
— Как, и вы туда? — воскликнул Чоглоков.
— Я к Тотлебену. Я должен был вести ему на подмогу целый полк, а вышло так, что удалось собрать всего человек пятьсот.
Чоглоков очень обрадовался, что его спутником оказался такой испытанный боевой офицер. Он пригласил его вместе отобедать. И пока хозяйка, толстенькая босая женщина, накрывала на стол, новые знакомые, покуривая из длинных трубок, завязали дружескую беседу. Вскоре появилась и свита Чоглокова.
— Кто они такие? — спросил слегка удивлённый Ратиев.