Бесики - страница 48
Бесики поблагодарил.
Стремянные привели коней. Чоглоков ловко вскочил в седло и в сопровождении эскорта поскакал в Сурами. В Моздоке он получил в своё распоряжение пятьдесят гусар. Генерал Кавказской линии Медем в отношении Чоглокова проявил особое внимание и из Кизляра послал письмо к коменданту Моздока с предписанием предоставить в распоряжение Чоглокова отряд гусар.
Уже смеркалось, когда Чоглоков и Бесики миновали аванпосты русских и въехали в Сурами. Сурамская крепость со своей высокой башней и зубчатыми стенами возвышалась на крутой скале, горделиво взирая на скученные у её подножия домики.
В городе Бесики попрощался с Чоглоковым и направился к общежитию католических миссионеров, где находился больной Рейнегс.
Больница помещалась в маленьком флигеле. Бесики спрыгнул с коня и огляделся. Во дворе никого не было. Привязав коня к перилам, он взошёл на балкон и, не постучав в дверь, резким движением открыл её и переступил порог.
В комнате горела свеча, хотя ещё не было темно и дневной свет проникал через окно, затянутое мутной вощёной бумагой. Бесики уже собрался окликнуть Рейнегса, как вдруг заметил, что в постели лежат двое. Они, очевидно, спали, так как не слышали, как он вошёл. Бесики быстро прикрыл дверь и громко постучал.
До него донёсся шёпот и шаги, потом дверь приоткрылась и показалось испуганное лицо Рейнегса.
— Ах, Бесики, это ты? — с облегчением вздохнул Рейнегс и распахнул дверь… — Заходи, заходи…
— По-моему, ты не один? — спросил Бесики.
— Пустяки, ведь ты свой, — смеясь, сказал Рейнегс и направился к кровати. Он был в одном нижнем бельё.
Бесики вошёл в комнату. Сидевшая на постели женщина закрыла голову чадрой и стала неторопливо одеваться, ничуть не стесняясь его присутствия.
— Садись, не обращай на неё внимания, она сейчас уйдёт, — сказал Рейнегс и натянул на себя одеяло. — Если собираешься у меня переночевать, не соскучишься, она приведёт подругу…
Бесики ничего не ответил. Он подождал ухода женщины. Потом сел на низенькую табуретку и обратился к Рейнегсу:
— Ты в самом деле болел?
Рейнегсу не понравился тон Бесики, и он нахмурился, почувствовав, что вопрос задан неспроста.
— Конечно, болел, да ещё как!
— По тебе это незаметно, — цвет лица отличный и…
Бесики показал глазами на дверь, только что закрывшуюся за ушедшей женщиной.
— Э, цвет лица — пустое! Патер Доминик дал мне такое лекарство, от которого на другой же день болезнь прекратилась. Вот уже два дня как я пью вино и ем курятину.
— Знаешь, что я тебе скажу? — Бесики встал, огляделся и быстро защёлкнул дверную задвижку. — Если патер Доминик даёт лекарство вроде того, какое я только что видел, то для меня ясна и твоя болезнь. Коротко говоря, ты должен немедленно сказать мне, что вы с Тотлебеном писали ахалцихскому паше? Знай, что у меня нет досуга долго говорить с тобой. Здесь же устрою тебе отпевание, если не выложишь всей правды.
Рейнегс стал шарить рукой под подушкой, нащупывая пистолет, но никак не мог до него добраться.
— Вот уж напрасные подозрения, — попытался Рейнегс беззаботным тоном разуверить Бесики. — О чём мог писать Тотлебен ахалиихскому паше? Конечно, о капитуляции. Не мог же он писать ему о том, что интересуется здоровьем его тётушки.
— Значит, он предлагал ему сдаться?
— Да.
— Ты знаешь Джалила? — спросил Бесики.
— Какого Джалила?
— Афганца — палача царя Ираклия. Хочешь, чтоб я привёл его для твоего лечения?
Рейнегс растерялся было, но, сделав усилие и глубже запустив руку под подушку, нащупал пистолет и сразу успокоился.
— Гм, Джалила, — фыркнул Рейнегс. — У меня есть такое волшебное средство, против которого и Джалил бессилен.
От Бесики не укрылось движение Рейнегса, он хотел кинуться на него и вырвать оружие, но тотчас же отверг эту мысль. Рейнегс всё равно не посмеет применить оружие против царского мдивани.
— Значит, не хочешь рассказать, о чём вы писали ахалцихскому паше?
— Ты мне надоел со своим допросом! — уже раздражённо воскликнул Рейнегс.
— Как я вижу, тебе надоело жить.
— Жизнь не мне, а тебе надоела. Я советую тебе убираться отсюда, если не хочешь попасть в руки Джалила. Я больше знаю о тебе, чем ты думаешь. Берегись, доложу царю, что ты любовник его сестры, и тогда посмотрим, как ты запоёшь.