Бесконечный тупик Майдана - страница 18
- Не дороже моста через Волгу, - усмехнулся хитрый Аяцков. - Но существенно дороже нового СИЗО, это так. Хотя и там -комфорт, уют, параши культурно прикрыты занавесками. На стенах портреты Екатерины II и ее фаворитов. Не всех, конечно. Если бы всех, то и на половину моста средств не хватило бы. Да, жила царицка приятно и немного блудно: «Вольтеру первый друг была, наказ писала, флоты жгла и умерла, садясь на судно...» Это Пушкин парашу имел в виду, не яхту. Вот так. Экономно украшаем город, расчетливо благоустраиваем. Когда-то снесли монумент Александру II, от него остался целый фрагмент - баба с книжкой. Что за баба, бог ее знает, но из нее мы соорудили новый памятник - Первой учительнице. Впечатляюще!
- И какая книжка у нее теперь?
- Та же, что и была - «Жития святых», - пояснил Аяцков. Постояли у бюста Столыпина. Помянули премьера-реформатора чаркой. Аяцков почитал Петра Аркадьевича и во всем старался походить на него. Получалось не все. Поехали дальше. По дороге встретили мужиков. Губернатор обстоятельно поговорил с ними за озимые. Под конец беседы выяснилось, что это линейные электрики с «Саратов-энерго». Поговорили за электрификацию. Аяцков расчувствовался и вручил всем почетные знаки местного достоинства. На них значилось: «За стойкость и выживание».
На полигоне пара румяных полковников проводили гостей в палатку, где было накрыто. Внутри все было увешано графиками поражения условных целей. Над таблицами целеуказаний нависал портрет президента Путина. Он смотрел строго, но взгляд не цеплялся за мелкие подробности быта на огневом рубеже праздника. Выпили за здоровье Путина. Тут с командного пункта запросили разрешения на запуск ракеты, пока не закрыта цель.
- Сообрази своей головой, - сказал полковник, который был начальником полигона. - Мы только за стол сели. Пока драйте ее до блеска. Чтобы понравилась там, куда прилетит.
Из ВИП-палатки гостей проводили в оружейную. Аяцков вышел оттуда с автоматом на шее и гранатометом в руках. Федеральный инспектор Ринат Халиков тащил на поводке ручной пулемет. Шумейко с Абдулатиповым ограничились полевыми биноклями.
- Папа, стреляй! - скомандовал себе Аяцков и бабахнул из гранатомета. Разрыв обнаружился в районе ограждений на пологом склоне холма. Федеральный инспектор ударил туда же из пулемета. Выяснилось, что стрельбище с мишенями находится в противоположной стороне. Двинулись было туда, но тут бабахнула ракета. Когда утих звон в ушах, гости услышали дикий рев, перемежаемый истошными взвизгами. Полковники выхватили пистолеты, намереваясь отразить атаку условного противника.
- Лось!.. - крикнул кто-то. - Сохатый прет! В укрытие!.. Со стороны рухнувшей офицерской палатки, взрыхляя целину широким маховым шагом мослатых ног, стремительно приближался сумасшедший верблюд. Вид его был ужасен. С косматой морды свисали сопли, налитые горбы тряслись. Глаза горели революционным нетерпением. От жуткого визга холодело в груди.
- Папа, стреляй! - заорал Шумейко и метнул бинокль под ноги верблюду. Полковники передернули затворы. Но визжал не верблюд. Травмирующее психику многоголосье доносилось из-под брезента офицерской палатки, походя снесенной верблюдом.
- Это ты, Абдулла? - встревоженно крикнул Аяцков. Верблюд остановился, обнажил кривые, желтые зубы и облегченно пустил струю.
- Что с тобой? Почему ты здесь? -запричитал губернатор.
Абдулла тяжело дышал. От него разило пивом. Из-под брезента, чертыхаясь, выбирались топ-модели из Кологрива, а с ними Галина Бланка. Возможно, это были совсем другие топ-модели и другая Галина Бланка, но подмена решающего значения не имела. Значение имело их присутствие на режимном объекте.
- Кто такие? Почему здесь? - грозно вопрошали полковники, у которых пропал интерес к нетрезвому верблюду. Грозные нотки звучали неубедительно, поскольку весьма условной смотрелась кружевная фрагментарность аксессуаров, имевшихся на девушках. В полевых условиях полигона это воспринималось так, как оно воспринимается в любых других условиях. Остановив на скаку верблюда, полковники готовы были войти в горящую избу.