Бессилие и ужас в театре кукол - страница 11

Спустя пару дней Марка отправили в магазин купить что-то не слишком важное или приметное, чтобы об этом говорить. Однако нужный ему магазин в то время был в самом центре города, возле банка, а потому дорога была долгой. Уже на обратном пути, Марк зашёл в небольшое дешёвое кафе, давно ему знакомое. Подойдя к стойке, он заказал самый дешёвый кофе и шаурму. Затем сел за столик и стал ждать. А по левую от него сторону разворачивалось интереснейшее действо.

— Вы не верите мне? — вскочив с ногами прямо на стол, спросил молодой парень лет двадцати. — А я… а я вам докажу, что не боюсь более смерти! Говорю же вам, что смерть — это ничто. Она вовсе не зло, ведь она естественна; она, может, вообще единственное, что у нас есть, помимо собственных мозгов. Смерть просто забирает нас туда, откуда мы пришли, чтобы дать место новым людей, она не страшна! Слышали про «волю к смерти», а? Все мы умрём и смерть наша — есть жизнь! А вот без неё было бы действительно страшно.

С этими словами он выхватил откуда-то из кармана револьвер, торопливо вытрес из него все пули и вставил обратно лишь одну. Затем прокрутил барабан и приставил дуло к виску. И стоило холодной стали коснуться его кожи, как он разом вспотел. Его рука слегка дрогнула, и он посмотрел на окружающих людей. Они же смотрели на его губы, которые так сильно дрожали, выдавая этим страх в полной наготе его. Парень всеми силами старался скрыть то, что его тело открыто выказывало: боязнь смерти, противоречиво заложенная в нас самой природой и часто так сильно нам мешающая. Марк в ту секунду подумал, что этот страх сравнивает нас — людей — с животными, и именно спуск курка сможет доказать то, что это на столе стоит Человек, а не животное. Настоящий, с собственной волей. Волей, которая превышает силу самой природы и самой жизни.

— Насколько это тяжело… пересилить нашу тягу к существованию? — Спросил он сам себя шёпотом. — Жутко… Но вдруг этот человек не настоящий? Что если им управляет он? Как отличить жизнь от театра, а людей от кукол, если ты родился и вырос на этой самой сцене? — Марк продолжал говорить с самим собой и глаза его, подобно тучам, застилала плёнка влаги. Будь этот мальчик постарше, мы бы увидели в этих слезинках отражение отчаяния, грусти и молчаливого принятие. Однако у него они отражали ненависть и вызов.

В то же время парень с пистолетом всё стоял и обводил присутствующих таким взглядом, что казалось, будто бы в его зрачках уже прорезались рты и кричат: «Вскочите же кто-нибудь и остановите уже эту нелепую сценку!». Но никто не проронил и слова. Потому паренёк прикрыл глаза, вздохнул, сжал челюсть и- спустил курок. Прогремел выстрел.

С этого ракурса Марк мог легко мог разглядеть дырку в виске ещё не упавшего тела Человека и летящие в воздухе кусочки его мозгов. Те самые кусочки, которые составляли всю его личность. Мальчик с замиранием сердца всмотрелся внутрь и увидел целый мир через эту дыру в черепе. Мир и дыра были одним целым. Он смотрел на них, пока они, вдруг не посмотрели на него. После этого какая-то странная сила стала затягивать мальчика внутрь. Незаметно и легко он всем своим телом пролетел сквозь это отверстие и очутился в совсем другом мире. Всё перевернулось, изменилось, исковеркалось… И время будто бы сломалось. Марк крутился вокруг этой дыры, не в силах преодолеть её притяжения, то и дело пролетая сквозь неё. Туда и сюда, сквозь дыру в голове.

Никто не знает, как он добрался до дома. Всё, что помнил Марк лично, так это то, как лежал посреди зала, на полу, раскинув руки и ноги в стороны, и повторял: «Сейчас… я сейчас встану, только немножко полежу и сразу встану. Я просто каплю устал. Правда». А затем всё вновь закрутилось и перемешалось в сплошную кашу. Там, где он был, не было ни будущего, ни настоящего, ничего, о чём можно было бы сказать, был лишь он: молодой и по-странному живой, летящий в космосе и наблюдающий за разноцветным маревом. Кругом происходило ничто, а так же неописуемые события, такие яркие и бесконечные; бесконечные… «Как всё-таки хорошо было бы лежать в комнате, в которой ничего не происходит…» — думалось ему. И всё-то его раздражало в этом странном месте.