Бессмертные Мелухи - страница 20

Криттика стояла с опущенной головой и беззвучно смеялась над этим необычным разговором.

Ее хозяйке, с одной стороны, хотелось наказать чужака за его неуместные и не вполне учтивые слова, но, ведь он спас ее жизнь. Она была истинной мелуханкой и беспрекословно следовала нормам и законам своей страны, поэтому смягчив голос, сказала:

— Я благодарна тебе за помощь, чужестранец! Я обязана тебе жизнью и не дам тебе повода считать меня неблагодарной. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь — смело обращайся!

— А могу я обратиться к тебе, даже если мне не будет нужна твоя помощь?

«Я спятил? Что со мной, что я говорю?»

Она с едва сдерживаемой яростью взглянула на варвара, не носящего еще знака варны, но уже забывшего свое место. С огромным усилием взяв себя в руки, девушка произнесла:

— Да пребудут с тобой боги!

После этих слов она повернулась, что бы уйти. Криттика же взирала на Шиву глазами, исполненными восхищения, однако увидев, что госпожа ее удаляется, она поспешила за ней.

— По крайней мере, скажи мне хотя бы свое имя, — направил вслед знатной девице свою просьбу Шива, не желавший так просто сдаваться.

Она резко обернулась и окинула Шиву тяжелым взглядом.

— Мне же надо знать, как тебя зовут, когда я решусь обратиться к тебе за помощью, — совершенно искренне произнес Шива.

Девушка не стала спорить, просьба показалась вполне разумной. Она согласно кивнула Криттике.

— Если тебе доведется быть в Девагири, то спроси любого, как найти госпожу Сати, — ответила служанка.

— Сати…, — проговорил Шива, наслаждаясь ее таким воздушным, легким именем. — А меня зовут Шива!

— Будь здрав, Шива! Я не нарушу своего слова, когда ты попросишь у меня помощи, — ответила ему Сати, когда уже поднималась на колесницу.

Криттика последовала за госпожой.

Твёрдой рукой Сати развернула колесницу и пустила запряженных в нее коней плавной рысью. Не оглядываясь, она устремилась прочь от храма. Шива стоял и смотрел на исчезающий вдали силуэт колесницы.

«Кажется, мне начинает нравиться эта страна!»

Впервые за это путешествие в нем возникло желание как можно быстрее достичь столицы Мелухи. Он улыбнулся и пошел в направлении постоялого двора.

Надо без промедления отправляться в Девагири!

— Что? Кто на тебя напал? — обеспокоенно вскричал Нанди, бросаясь к Шиве, что бы проверить, не ранен ли он.

— Успокойся, Нанди, — попросил его Шива. — Ты, после своего купания, выглядишь хуже, чем я после этой стычки. У меня всего лишь пара царапин и легких порезов. Ничего страшного, мне уже их смазали. Я в полном порядке!

— Прости меня, мой господин! Это моя вина — я не должен оставлять тебя одного. Больше такого не повторится. Прости меня!

Шива мягко толкнул Нанди обратно к кровати, заставляя его прилечь:

— Не надо извиняться, друг мой. Нет здесь ни твоей вины, ни твоей ошибки. Пожалуйста, успокойся. Тебе надо быстрее восстановить силы, а волнение только мешает этому.

Нанди действительно успокоился и Шива продолжил:

— Самое странное во всем этом то, что они не собирались нас убивать!

— Нас?

— Да, там были две женщины.

— Но кто же это мог напасть на вас? — задумчиво спросил Нанди. — Постой! А у них не было кулонов со знаком полумесяца?

Подумав, Шива ответил:

— Нет, не видел. Но среди них был один очень странный человек. Великолепный мечник, весь закутанный в черное, с черной маской на лице. Я видел похожие маски на том празднике красок! Как он называется?

— Холи! Ты имеешь в виду праздник Холи, мой господин?

— Да, это была маска с праздника Холи. У него были видны только глаза и руки, и как раз на руке я разглядел браслет со странным символом на нем!

— Что это был за символ, мой господин?

Шива нашел в комнате пальмовый лист и кусочек угля. Он старательно начертил увиденный символ.

Нанди нахмурился:

— Это древний символ, который некоторые использовали для обозначения слова ОМ. Но кому понадобилось использовать его в наше время?

— ОМ? — не понял Шива.

— О мой господин, ОМ — самое святое слово в нашей вере! Это слово — первозданный звук природы, гимн вселенной. Слово это настолько свято, что многие тысячелетия его даже не пытались оскорбить, изображая в какой-нибудь форме.