Бета-самец - страница 4
«Если не художником, то, может быть, все же поэтом», – размышлял я, вспоминая фурор, произведенный однажды на нашей кухне детсадовским стихотворением про зоопарк.
Я жил как за хрустальным забором – притом что никто никогда меня не запирал, не отгораживал от остального мира. Все было, было: одноклассники, одноклассницы. Учителя плохие, учителя хорошие. Оценки, каникулы. Завязывались и развивались отношения. Случались даже интересные сюжеты. Особенно когда в обитателях реальности открывались какие-нибудь полезные свойства. Например, своими повадками или обликом они годились для того, чтобы поместить их в пространство только что прочитанной книжки, которое оборвалось, но не отпускает и окликает на каждом углу… То есть нет, нет – была и жизнь сама по себе. В ней были люди сами по себе, которые впечатляли и отталкивали, радовали и огорчали. Было, что у всех бывает. Ссорился, дрался, что там еще… Засматривался на девчонок. Играл с мальчишками в футбол. А все же остальной мир то и дело оказывался пустоват и недописан и вызывал чувство гнетущей растерянности, как неудавшийся эскиз, который не умеешь исправить. Я очень скоро начинал скучать и сбегал обратно – к маме и папе, к рисованию и книгам.
5
По лестнице со стороны холла поднялся Антон. Проходя мимо, шепнул:
– Сейчас, две секунды.
Вошел в комнату к Елене Витальевне – вздохи и кряхтенье сделались громче.
– Как ты, мама?
– О-ой, да как тут… ужас какой, Тоша…
Скрип. Тишина. Елена Витальевна высморкалась.
– Может, «скорую» вызвать? Укол тебе сделают.
– Да какой укол, Тоша!
– Хочешь, отправлю тебя куда-нибудь? В Испанию. На Сардинию.
– Тоша, как же так вышло? Как же ты неосторожно так? Во́дите как угорелые!
– Мама, – Антон заговорил, как терпеливый учитель с непроходимым двоечником. – Сто раз тебе повторил, могу в сто первый… Я не превышал, экспертиза подтвердила. Он выскочил на середину трассы. Темно было, на повороте. Машину занесло, я…
– Ну хватит, Тоша, хватит! Помню. Все я помню.
Антон помолчал.
– Тогда о чем ты спрашиваешь, мама? О чем?
– Не знаю о чем… Я ничего теперь не знаю! Зачем ты вообще за руль в тот вечер сел?! Продал же машину! И отец, как назло, в отъезде.
Из холла поднялись дети, Вова и Маша. У старшего, Вовы, в руках радиоуправляемая стрекоза. У Маши – теннисные ракетки для детей и к ним большой поролоновый мячик. Маша приложила палец к губам:
– Тсс.
Топилин послушно закивал, тоже приложил палец к губам.
– Мы не шумим.
– Молодцы.
Вова молча показал Топилину стрекозу. Повертел так и эдак – мол, вон что у меня есть. Топилин завистливо скривил губы.
– Тоша, Тоша, – кряхтела Елена Витальевна. – Как же…
– Мам, – все так же прохладно и сдержанно отозвался Антон. – Поверь, мне сейчас очень… нехорошо… Тут ты еще, ма!
Елена Витальевна расплакалась, но как будто через силу. Плач, похожий на кашель.
– Я пойду, мам, извини. Оксану прислать?
– Не надо.
Навстречу появившемуся в дверях Антону наперегонки бросились дети.
– Па-ап! – заголосил Вова. – Ты научить обещал! Управлять! Она у меня падает все время.
– Папа, – кричала Маша. – Он со мной не играет!
Мячик вывалился у нее из рук. Антон поднял мяч, отдал дочке.
– Она не умеет! Как с ней играть?
– Сам не умеешь.
– Я умею!
– За забор все время выбивает. Люда сколько раз за ним ходила.
– Неправда, не «сколько»! Три раза всего!
Антон стоял, скрестив руки на груди, сдвинув брови. Дети поняли и умолкли.
– Идите к маме, – сказал он, отводя взгляд. – Я пока занят. Занят, понятно? И нечего орать. Вас же просили.
Вова с Машей ушли, переглядываясь: обычно отец не прогонял их от себя.
– Говорила, не надо, – отчитывала Маша брата, пока они спускались по лестнице.
– Я тоже говорил, – огрызался Вова. – Не ходи за мной. А ты?
– Будешь играть? В последний раз спрашиваю.
Антон прошел к двери, ведущей в зал, позвал Топилина жестом. Прихватив с соседнего кресла пиджак и на ходу его надевая, Топилин последовал за Антоном.
Шел в нескольких шагах позади, разглядывал бритую голову. Случалось – засматривался. Великолепный черепок: фактуристый, мясистый.
Пересекли серебристый зал с витражами, завернули за каменный выступ, на котором висела плазма размером с половину теннисного стола, и по узкому коридорчику прошли в небольшой кабинет с окнами на рощу. Вдоль опушки неспешно прогуливался человек в плаще. «Гуляет, – подумал про него Топилин. – Воздухом дышит».