Бета Семь при ближайшем рассмотрении - страница 8
— Друзья мои, — сказал Надеждин, улыбаясь, — боюсь, что катастрофа все-таки не прошла бесследно.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы спорим, ошибся или не ошибся анализатор, вместо того чтобы посмотреть самим.
— Тише, — сказал Марков. — Теперь я понимаю, почему командир ты, а не я.
Надеждин помотал головой и зажмурился. Голова все еще болела, и содержимое ее тяжко переливалось, словно ртуть. Не думать о боли. Покачиваясь, он подошел к экрану обзора и нажал на кнопку. Под ними расстилалось почти безукоризненно ровное плато, на котором сверкали небольшие металлические прямоугольники, расположенные в шахматном порядке. Подле них застыли странные неподвижные фигурки.
— Ребята, — вздохнул Густов, — я должен покаяться.
— Ну, ну… — сказал Марков, не отрывая взгляда от экрана.
— Это все я наделал.
— Ты? — спросил Надеждин.
— Да, я. Когда вы дулись в свои дурацкие шахматы, я сидел и думал о горькой участи космических грузовозов, лишенных романтики неведомых маршрутов. И, как видите, додумался. Сглазил. Накликал, кажется, столько романтики…
— Ты у нас местный философ, тебе и карты в руки, — сказал Надеждин. — Ты лучше скажи: тебе этот пейзаж не кажется странным? Хотя для незнакомой планеты слово «странный» мало что может значить…
— Нет, не кажется. Для нормального сна ничего необычного нет. Мы же спим, детки, этого же не может быть. Только что мы мирно следовали по своему маршруту, рядовые космического гужевого транспорта, а теперь под нами какие-то человечки приветствуют посланцев неведомой цивилизации.
— Боже, сколько слов! — покачал головой Надеждин. — Конечно, этого не может быть. Но поскольку три человека не могут видеть одновременно один и тот же сон, мое твердое материалистическое мировоззрение подсказывает: мы все-таки над Бетой Семь. Но я не об этом. Чтобы поймать каким-то чудовищным сачком наш космолет, нужна необыкновенно высокоразвитая цивилизация. Так?
— Безусловно, — кивнул Марков.
— Итак, эти натуралисты поймали сачком какую-то новую бабочку, то есть нас. Что делает при этом натуралист?
— Достает бабочку из сачка, — сказал Марков.
— Я понимаю, что имеет в виду командир. Эти неподвижные фигурки…
— Именно, — сказал Надеждин. — Какая-то нелепая безучастность.
— Не будем впадать в древний грех антропоморфизма, — важно молвил Густов, — не будем наделять всех своими чертами и эмоциями. Может быть, это нам кажется, что при таких обстоятельствах полагается скакать козликами от возбуждения. Может быть, для них это скучные будни. Может быть, мы и целей их не понимаем. Почему, кстати, обязательно натуралисты? Почему не разбойники, грабящие одинокие космолеты, пролетающие мимо их разбойничьей планетки? Грабеж — довольно распространенная деятельность.
— Ну конечно, они основательно поживятся такой добычей, как мы. Грузовой космолет второго класса с грузом для станции на…
— Какая разница, — прервал Маркова Надеждин, — натуралисты они, разбойники или это у них просто такой спорт! Все равно странная какая-то безучастность. Натуралисты должны дрожать от возбуждения. Это тебе не бабочка — целый космолет поймали! Разбойники должны уже драться, распределяя добычу. Здесь, безусловно, развитая цивилизация, а развитый интеллект не может быть начисто лишен любознательности. По крайней мере, все контакты с внеземными цивилизациями, которые состоялись до сих пор, подтверждают это. Наши уважаемые хвостатые предки слезли с дерева, потому что их мучило любопытство: что там внизу, интересно? У других предки спускались с неба, подымались в него, лезли в океан, выползали из него, всем хотелось посмотреть, как там другие устроились…
— К чему этот спор? — спросил Марков. — Будем надеяться, что нас изловили не для того, чтобы сожрать, ограбить или насадить на булавку в какой-то коллекции, хотя это и почетно — представлять Землю на булавке.
— Как всегда, ты прав и неправ, — сказал Густов. — Этот разговор нужен нам, как спасательный круг, как предохранительный клапан, потому что мы потрясены, мы ничего не понимаем, мы еще по-настоящему ничего не осознали и не прочувствовали, мы даже не знаем степени опасности, поджидающей нас, не знаем, выберемся ли когда-нибудь отсюда. И, строго говоря, мы должны были бы стонать, обхватив головы руками. А мы несем околесицу — и слава богу.