Бейкер-стрит и окрестности - страница 2

Узнать, какие существовали правила и узаконения, писаные или даже неписаные, относительно любой области викторианского быта, нетрудно, но эти правила были очень далеки от реальности, даже в таких областях, как форменная одежда, не говоря уже о делопроизводстве в Скотланд-Ярде. А вся область законов, регулирующих работу лондонских коммунальных служб и надзор, представляет собой огромное административное облако, проплывающее где-то уж совсем далеко над действительностью. Английское уголовное право времен Холмса настолько громоздко и непостижимо, что изучить его мимоходом, наряду с велосипедной промышленностью и обувной модой, невозможно, а имущественное право еще круче, и намного. Но, просматривая дела и судебные отчеты, можно понять мышление адвоката, коронера и инспектора. Одно время мы пытались рассмотреть всю жизнь Холмса, каждый его шаг через юридическую призму, раскладывающую всякое его действие на иски, поводы для исков, полюбовные соглашения и т. п. Например, револьверная пуля, испортившая обои, – безупречный повод для процесса Холмс против Хадсон, а вовсе не наоборот, как можно подумать. Но та же пуля, застрявшая в стене, становится собственностью наследников земельного владения Портмана, и приватное извлечение ее из стены может дорого стоить миссис Хадсон, и т. д. Современные исследователи находят в рассказах о Холмсе большое количество несообразностей и ошибок, но кажется, что сам Конан Дойл лучше этих исследователей ощущал, не зная законодательства, реальную практику своего времени. Но крайней мере, Холмс ни разу не совершил ничего противозаконного, включая вскрытие сундука с сокровищами в частном доме, во всяком случае ничего такого, что грозило бы ему неприятностями. Чтобы ясно понять, как действительно обстояло дело, нужно узнать множество деталей, и детали рассеяны в песке исторических развалин. А сохранившиеся в целости пирамиды парламентских актов и санитарных правил ничего не дадут.

И вот по мере того, как мы просеивали тысячи страниц и выбирали нужные крупицы, вроде бы известная картина стала меняться. Зная тысячу деталей, тысяча первую мы могли уже угадать и только потом получить подтверждение. У нас выработались собственные методы и правила. Например, верить можно только рекламе. Если в 1886 году рекламируется маркер с волоконным стержнем и полупрозрачными чернилами, то значит, он точно был и продавался – никто же не будет рекламировать того, что не продается. Но берегитесь рисунков, в них таится множество западней. Они переходят из книги в книгу десятилетиями, так что в книге 1890 года вы увидите дам, играющих в теннис в кринолинах. Хорошо, если газетный художник не получил академического образования, – если иначе, то на любой зарисовке из Олд-Бейли вы сразу узнаете гипсовых Гер, Зевсов, Бенер и итальянского мальчика-натурщика, который стоит в форме констебля с несуразным шлемом на непокорных кудрях. По этой же причине, если на картинке одна крохотная лошадь галопом несется за другой, еще меньше ее ростом, то это вовсе не значит, что собаки и крысы в те времена походили на лошадей. Художник в газете, набивший руку раз и навсегда, и в 1910 году рисует констебля с трещоткой, что для нас гораздо хуже галопирующей крысы.

Мы использовали и другие методы, например, изготовляли светильный газ и сальную свечу, чистили кирпичом медную посуду и многое другое. Это немного смешно, но, с другой стороны, стоит один час поиграть деревянной ракеткой в полтора фунта весом, чтобы понять, какая железная кисть была, например, у Мод Ватсон, блиставшей на кортах Англии и континента во времена Холмса. Вот и верь после этого, что теннис в те времена был «неатлетическим». Конечно, можно найти прочитать семь или восемь фундаментальных книг о теннисе, изданных во времена Холмса, но нужно еще найти в австралийском скаутском журнале воспоминания девяностолетней бабушки о том, как они в юности обшивали заново полысевшие мячики и какой шов, какая нитка при этом использовались. Правила для констеблей на дежурстве подробно расписаны и известны, но вот в пометке на коронерском рапорте суперинтендант пишет, что сомнения врача относительно времени смерти, скорее всего, объясняются тем, что констебль, как всегда, «передал» обнаруженный труп заступающему на дежурство коллеге, чтобы не задерживаться. Эта пометка стоит десяти томов уголовных актов и прецедентов. А вот шляпа из рассказа «Голубой карбункул». На ней сальные пятна от свечи, потому что владелец поднимается по лестнице, держа шляпу в одной руке, а подсвечник в другой. Звучит невразумительно, до тех нор, пока не будут восстановлены все детали этого акта. Вот человек в полной темноте входит в дом. В ста случаях из ста свеча в подсвечнике стоит на полу у входа, и, наклоняясь к ней наугад, человек снимает шляпу, чтобы она не свалилась и не закатилась в темноте под лестницу. Затем он зажигает свечу и начинает восхождение. Но все дело в том, что свеча – не фонарик. Если держать ее перед собой, то она будет слепить глаза, а кроме того, в ста же случаях из ста подсвечник представлял собой довольно широкую латунную плошку, с ручкой или без, и вот эта плошка отбрасывала тень вниз, как раз на то место, которое нужно было освещать. Выход один – нужно поднять свечу как можно выше над головой, откуда сало и будет капать на шляпу, даже если она и осталась на голове.