Без аккомпанемента - страница 23

— Юноскэ из Токио, а мой родительский дом в Сэндае. До окончания средней школы я жил здесь, а в старшую пошел уже в Токио. Там я был под опекой моего дяди. Ну а потом уже в университете перекувырнулся назад…

— Я думаю, что его семью ты наверняка знаешь, — загадочно сказал Юноскэ. — Ты любишь сладкое?

Я ответила, что люблю.

— А тебе приходилось пробовать сладости из магазина «Сэнгэндо»?

При слове «Сэнгэндо» я тут же представила себе большой темно-синий норэн[23], пол, выложенный гранитными плитами, и витающие в воздухе ароматные запахи. В этом старинном магазине японских сладостей, расположенном в районе Хатиман-мати, была даже комната отдыха для покупателей, которые специально приезжали сюда издалека. Слава об этих сладостях гремела повсюду, и не было в Сэндае человека, который не знал бы названия «Сэнгэндо».

— Конечно, пробовала, — я придвинулась к нему чуть ближе. — Ты хочешь сказать, что Ватару — сын владельцев «Сэнгэндо»?

Сам Ватару не проронил ни слова. Его молчание красноречиво говорило о том, что он более не желает обсуждать эту тему. Почувствовав это, я воскликнула:

— Правда что ли?! Ой, я обожаю пирожные «Кимисигурэ», а моя тетя — просто фанатка «Куриканоко», которые с каштанами. Тетя преподает детям фортепиано, и иногда устраивает что-то вроде чаепитий для родителей своих учеников. Так она всегда покупает сладости только в «Сэнгэндо».

Ватару из вежливости кивнул и поднес спичку к коротенькой сигарете «Хоуп», нервно откинув со лба копну черных волос.

— У него сложные отношения с родителями, — сказал Юноскэ. — Поэтому сейчас он обитается у меня. И, кстати, в рот не берет ничего даже похожего на японские сладости.

— Но если ты, Кёко, так любишь «Кимисигурэ», — вмешался Ватару, — то я могу сказать, чтобы специально для тебя сделали и прислали побольше. И еще «Куриканоко» для твоей тети.

Я сказала спасибо и изобразила улыбку. Ватару пристально посмотрел на меня и тоже тепло заулыбался. Его взгляд был настолько притягателен, что у меня перехватило дыхание. Я даже глаза отвела.

После этого мы долго разговаривали о музыке и о книгах. На самом деле говорили в основном Ватару и Юноскэ, а мне отводилась роль слушателя. При этом у меня была масса возможностей сделать вид, что я хорошо знаю все книги и всех писателей, которых они упоминали. Даже если бы я так сделала и ввернула бы какое-ни-будь подходящее суждение, они все равно никогда бы не стали проверять, действительно ли я в этом разбираюсь или только прикидываюсь.

Раньше, беседуя в студенческих компаниях, я могла запросто сказать, что читала книгу, которую на самом деле даже в руках не держала, или моментально определить свою позицию по отношению к таким вещам, о которых прежде даже не пыталась размышлять. Обычно после этого я опрометью мчалась в книжную лавку и в тот же вечер проглатывала все книги, о которых шла речь, красным карандашом выделяя наиболее важные места. Так попутно кое-чему и училась. Порой я обнаруживала, до какой степени глупыми и неправильными были мои скоропалительно высказанные мнения, и тогда мне становилось до слез стыдно, хотя даже в такие моменты я не хотела признавать свою неправоту.

Сама не знаю почему, но в присутствии Ватару и Юноскэ у меня совершенно не возникало желания разыгрывать ребяческое бунтарство или тупую самовлюбленность. Рядом с ними мне хотелось быть просто семнадцатилетней девочкой, абсолютно естественной во всех своих проявлениях. Как во время нашей первой встречи я смогла признаться им, что не знаю «Канон» Пахельбеля, так и сейчас я готова была отвечать «не знаю», если действительно слышала о чем-то в первый раз.

Может быть, я их просто боялась? Думаю, что и да, и нет. С одной стороны, они выглядели прожженными циниками, но, с другой стороны, более великодушных людей мне еще не приходилось встречать. В общем, они были очень необычными. Ни слова о студенческих выступлениях, ни слова о Вьетнаме, ни слова о договоре безопасности… В их беседах даже не проскальзывали многочисленные слова и темы, которые молодые люди одного поколения обычно понимают без всяких дополнительных разъяснений.