Без аккомпанемента - страница 8

стр.

Было видно, что отец мне не поверил. Его руки мелко тряслись, и я почувствовала, что он может меня ударить, но он сдержался. Мать встревоженно выглядывала из-за его спины. Играя желваками, отец ничего не сказал и скрылся в глубине дома.

В тот вечер он больше не говорил со мной. Расстелив свой матрас в узком проходе среди нагромождения картонных ящиков, приготовленных к переезду, я устроилась спать в комнате моей младшей сестры, которая училась в пятом классе начальной школы.

— Папа ужасно сердился, — прошептала сестра.

— Да уж, представляю, — ответила я.

— Он велел маме запереть дверь на ключ и не пускать тебя. Мама сказала, что на таком холоде ты окоченеешь и умрешь, но он ее даже не слушал. Из-за этого мама и папа поругались.

— Ну, они же муж и жена. Иногда могут и поругаться.

— А где ты была на самом деле?

— В джазовом кафе, — переворачиваясь на другой бок, сказала я. — Курили, болтали про договор безопасности[11].

— Хм, — пренебрежительно фыркнула сестра. В присутствии зрителей она любила изображать демонстрантов, выкрикивая лозунги «Договор долой!» и «Мы победим!». Всякий раз, когда ко мне приходили друзья, она начинала демонстрировать этот номер, дабы вызвать общий смех и таким образом привлечь к себе внимание. При этом она вполне серьезно полагала, что «договор-долой» — это одно слово, но ей никогда не приходило в голову спросить, что оно означает.

Я не знаю, когда она открыла для себя смысл этого лозунга. Сейчас ей уже за тридцать, она замужем и растит двоих детей. С того времени мы с ней ни разу не говорили на темы, хотя бы отдаленно связанные с договором безопасности. Наверняка она уже давно забыла, как когда-то изображала демонстрантов перед друзьями своей старшей сестры, получая заслуженную порцию аплодисментов.

Сестренка очень переживала, что ее любимца — ручного попугайчика по имени Пит-тян — из-за переезда пришлось отдать соседям, поэтому, лежа в постели, она только о нем и говорила.

— Послушай, а та тетя не может по ошибке дать Пит-тяну шпинат? У него от шпината животик расстроится. Пит-тян может кушать только птичий корм, или капустку, или травку «пак-хой», или… что еще… мокричник, но только бутончики, а шпинат ему ни в коем случае давать нельзя. Я ей об этом говорила. Только она такая дурная, непременно все забудет. А шпинат…

— Спи уже, — перебила я ее. — Я буду иногда навещать Пит-тяна. И про шпинат еще раз напомню.

Сестра не по-детски серьезно вздохнула и сказала: «Угу». После этого она начала шмыгать носом. Плачет что ли, подумала я, но вскоре все звуки затихли. Я тоже закрыла глаза.

На следующий день после обеда мои родители и сестренка уезжали из Сэндая. В этот день в нарушение всех законов природы выпало много снега. Мы с тетей отправились проводить их до станции. «Береги здоровье!» — сказал мне отец. Похоже, что он переживал из-за вчерашней ссоры, поэтому с самого утра был не по-обычному мягок.

Вместо того чтобы просто кивнуть в ответ, я потребовала у него денег на мелкие расходы. Отец порылся в кармане и дал мне две купюры по тысяче иен. Благодарить его я постеснялась, поэтому сказала только: «Вот разбогатела!» Отец с сожалением взглянул на меня и улыбнулся.

После отправления их экспресса, мы с теткой зашли в буфет на втором этаже отеля «Сэндай» и заказали себе пирожные. Тетка с увлечением расспрашивала меня о школе. Я нагло соврала, что до недавнего времени была председателем комитета по нравственности, и добавила, что каждый день после уроков занимаюсь внеклассной деятельностью, поэтому возвращаться буду поздно.

— Ты, кажется, была в кружке хорового пения?

— Ага.

— И что вы там делаете каждый день?

К тому времени я уже с полгода ничем таким серьезно не занималась, но, придав своему голосу как можно больше правдоподобия, ответила:

— Да, разные вещи. Репетируем концерты, тренируем вокал. Я возглавляю группу сопрано. Мы даже по воскресеньям иногда занимаемся. Преподаватель, который нами руководит, он такой энтузиаст!

— А твоя учеба не пострадает от столь интенсивных занятий в кружке?

— Не думаю. До сих пор ведь все было в порядке.