Без гнева и пристрастия - страница 2
– Я не знаю… – в растерянности пробормотала Ксения.
– Так я знаю. – Мэн потянул ее за ремень сумки. – Быстренько, пока на нас внимания не обращают.
– А как же он?
– Его заботы, – отмахнулся мэн и приказал: – Побежали!
И они побежали. Сначала под деревьями, потом через проезжую часть улицы и скрылись в узком безлюдном переулке. Здесь опять же не по-испански, а сугубо по-московски скособочась (частью на дороге, частью на тротуаре), стоял бордовенький «фольксваген». Мэн заглянул в салон и злобно огорчился:
– Где этого идиота черти носят?!
– Кто вы? – наконец догадалась спросить Ксения.
– Я-то? – переспросил он и вдруг, глядя через ее плечо, заорал: – Я тебе что сказал?! Чтобы ты меня здесь ждал!
Приближалось нечто уже совсем русопятое: круглая рожа, круглое пузо, в джинсе и кроссовках до икр.
– Уж и в лавку забежать нельзя! – не оправдываясь, атаковал русопятый и для убедительности приподнял набитый пластиковый пакет. – Договорились без пятнадцати девять, а сейчас еще без двадцати.
Он открыл дверцу «фольксвагена», закинул на заднее сиденье пакет и уселся за руль.
– Кто вы? – опять спросила Ксения.
– Твой спаситель, дурочка! – кривляясь объявил мэн. – Туристка небось? В каком отеле остановились?
– Кто вы? – не унималась Ксения.
– Я – представитель московской мебельной фирмы «Колтунов и братья» в Испании, – важно представился мэн. В подтверждение достал из кармана шелкового пиджака визитную карточку и протянул Ксении.
– Аркадий Колтунов, – вслух прочитала она и догадалась: – Вы, следовательно, брат. Младший.
Мэн, он же Колтунов-младший, утвердительно и одобрительно заржал.
– А она-то кто? – осведомился из автомобильного окошка русопятый.
– Каратистка, – ответил за Ксению брат Аркадий. – Она на бульваре бегунка крепко заделала. Вот я ее от греха – мало ли там что! – решил припрятать. А то затаскают девицу-то!
– Как тебя зовут, каратистка? – полюбопытствовал русопятый.
– Ксения. Ксения Логунова.
– А меня – Дима. Садись, Ксюша. – Дима распахнул заднюю дверцу.
– Вы не бойтесь нас, Ксения, – сказал Аркадий, устраиваясь впереди рядом с Димой.
– А я и не боюсь. Вернее, боюсь. Но не вас, – сообщила – им или себе? – Ксения, поудобнее устраиваясь сзади. Рядом с ней, высовываясь из пластикового пакета зеленым боком, обнаружилась банка «севен-ап». – Можно я попью?
Дима обернулся, вытянул шею, увидел банку и кивнул:
– Валяй.
Обернулся и брат Аркадий. Вдвоем они смотрели, как Ксения гулкими глотками пила из маленькой дырочки. Когда она остановилась перевести дух, Аркадий осторожно напомнил:
– Вы же не сказали, куда вас везти, Ксения!
Она сказала. Оказалось, совсем рядом. Портье, вручая ей ключ, ласково улыбнулся всем.
– Зайдете? – предложила Ксения, которую не радовало предстоящее одиночества.
– Зайдем? – формально поинтересовался мнением Димы Аркадий.
В номере Ксения уселась на кровать и спросила сама у себя:
– А что, если я его убила? – Извлекла из сумки носовой платок, горестно высморкалась и посмотрела на стоявших у дверей Диму и Аркадия. Аркадий, понимая, что вопрос обращен не к ним, заговорил о другом:
– Так ты одна! Каким образом?
– Я с побережья подружку приехала проводить. На день. – Ксения встала с кровати, а им предложила: – Вы садитесь, садитесь, ребята. Чаю бы вам, да нет у меня ни чаю, ни чайника.
Уже расположившись в кресле, Дима сказал ни с того ни с сего:
– Тебе бы пожрать сейчас как следует, Ксюша.
– Не хочу, – сказала она, включила телевизор и защелкала кнопками пульта.
Викторина. Реклама. Сериал. Оглушительное фламенко. Автомобильные гонки. Снова реклама.
– Последние известия ищешь? – догадался так и не севший Аркадий. – Они по местному, по девятому, каналу в десять. – Он глянул на часы. – Через тридцать пять минут.
Ксения выключила телевизор и вдруг поняла, что ей необходимо сказать:
– Спасибо вам, братцы. За все.
– Значит, нам уходить? – понял Дима: вылез из кресла и поднял с пола пластиковый пакет. – Ты ведь теперь из номера не выйдешь. А пожрать тебе все-таки надо. – Он извлек из пакета хлебцы в целлофане, нарезанную ветчину в целлофане и две банки «севен-ап». Разложил все это на столе. – Рано или поздно все равно проголодаешься.