Без любви, или Лифт в Преисподнюю - страница 10

Схватывая намёки на лету, он только-только учился понимать, что в танце страсти в паре ведущих двое, и взлетит он так высоко, как высоко взлетают оба. И взлетели вместе до небес – и не пали, распустив ласки нежный парашют.

Та ночь была полна чудес и открытий чудных. Он любил. И ревновал. Страдал и наслаждался. Он мучился и отдавался страсти. Он себя забыл – и забылся, как будто он не он.

Затихли с первыми лучиками рассвета. Никита был совсем уже не тот, каким сюда входил. Он должен был, и ценою долга полагал он жизнь свою отдать. И счастлив был, и видел счастье в отблеске глаз рядом на подушке. Не обмануть. Не обмануться.

Провалился лишь на миг, боясь утратить счастья дуновенье, и проснулся, когда солнце встало.

Погладил по щеке, коснулся лба устами, разгладил бровь, морщинку растянул – и потянулись благодарно губы, чтоб коснуться губ его и прошептать невнятно:

– Милый мой.

Он разглядывал так близко при свете утреннего солнца чёрточки, вдруг ставшие милее и родней всего на свете. Вот завиток упрямый колосится. Пылинка на носу сидит. Белым крылом рука взмахнула и обняла. Скользнула и упала. Как смешно. Как мило нос сопит. И вдруг притих. Спит – не спит. Ласки ищут губы. И прикосновений трепет пробуждает чувства, наполняет силой.

И вдруг откуда всё взялось опять. Ни сна, ни неги, но страсти запросила любовь, внезапно пробудившись. Изгибы тела и извилины души как будто слились в долгом поцелуе.

Он вёл её – дорогой страсти нежной. Не кончилось – всё только началось.

Натали ещё дремала.

Никита потихоньку выскользнул из постели. Его тревогой наполняло. Не заснуть уже.

Он привёл себя в порядок, прибрал вокруг и ждал невесть чего, будто сидя на иголках, а не в кресле у окна. Прислушивался, ловя посторонние шорохи. Ждал он пробужденья. Ждал в дверь звонка. Он вдруг представил, что вот встанет и уйдёт. Как уйдёт – дверь не затворив? А как назад вернётся? Или запереть, чтоб не ушла? Что скажет ей? Что вздумает она?

И вдруг дождался: ключ в замке – и провернулся, не открыв запертой на засов двери. Звенит звонок. Никита на ходу придумывает, что сказать.

Отворяет дверь.

– Ты кто? – ему с порога.

– Я?

– Ну не я же?!

– Я – Никита.

– Где Натали?

– Спит ещё.

– А ты?

– Я жду, когда она проснётся.

– Ты что, жених?

– Никита я, а вы кто?

И робко тянет руку. Пришелец, что вдруг, пришедши, разладил этот тихий мир, – вторгся, разворошил и всё смешал, как инопланетянин, приземлившись посреди торговой площади в базарный день. Смотрит задумчиво на протянутую ему руку, о чём-то своём размышляет… и после раздумий делает-таки одолжение, нехотя вкладывая пальцы в открытую ладонь.

– Я Серёга. Брат. Чего так долго спит?

– Я не сплю. Чего кричишь?

В проёме двери объявилась Натали, зябко кутаясь в халат. Лицо хмурое, недовольное. Чужая. И в груди сосёт уже тоска при взгляде на отчуждённые черты.

– Где мать с отцом?

– Не спрашивай. А ты чего ни свет, ни заря припёрся?

– А ты чего не на работе?

– Видишь, собираюсь.

– Оно и видно. Так где мать с отцом?

– Где-где? Уехали, где ж ещё!

– Куда уехали?

Натали махнула рукой:

– Туда и уехали. Не помню. Не знаю.

И пошла в ванную. И уже кричит оттуда:

– На похороны. В экспедицию.

– Так на похороны или в экспедицию?

– Не знаю. Мать позвонила и сказала только, что кто-то там у них разбился.

– Где разбился? Почему разбился?

– А я почём знаю?!

– А почему мне не сообщили?

– Тебя не было. Они мне позвонили и сказали, что всё срочно. Я тебе звонила, у тебя никто трубку не брал.

– Ну, правильно. Я ж работал.

– А если работал, то почему спрашиваешь?

Серёга только головой покачал, скривив гримасу: беда, мол, с ней.

– Рыба снулая! – пробурчал вполголоса, так чтобы уже в метре волны звука сами по себе затухли.

Разулся, по-хозяйски вставил ноги в шлёпанцы и пошёл на кухню. Сел за стол. Никита прошёл за ним следом. Сел за стол напротив.

– Ты кто? – спросил опять Серёга.

– Я коммерсант.

– А-а, ну-ну!

– А ты кто?

– А я бомбила! – и засмеялся. – Я коммерсантов подвожу. Стало быть, тоже коммерсант, только на иной лад. А ты торгуешь. Тоже шмотками?

Никита кивнул.

– Ладно, не обижайся, – и толкнул Никиту кулаком в плечо по-дружески.