Без любви жить нельзя - страница 6
Вадим считал себя «верующим в душе», но не был крещен. Он спорил с позиции «чистого разума». Я же в спорах и первых ссорах пыталась протолкнуть мысль о безнравственности современной науки.
– Вы, ученые, свой любопытный ум суете безо всякой опаски в глубочайшие глубины мироздания – в полной уверенности, что имеете право, – возмущалась я. – Желаете, как говорил один мой знакомый, «взять Бога за бороду». Никто не думает, что случайно можно выпустить джинна из бутылки. И всё! Третья мировая! Понимаешь?
– Ты, Наташик, преувеличиваешь, как всегда, – улыбался Вадим. – А давай пообедаем? Что там у нас сегодня?
– Кусок хлеба с селедкой и кипяток, согласно твоей зарплате… Мои деньги кончились.
– Обещали выдать всенепременно! Дорогой Наташик, давай будем выше этих денежных расчетов, которые убивают любовь… Хорошо? Вечером ты, кажется, борщ варила, я обонял его прекрасный запах даже в своей келье…
Вадиму нравилось, как я готовила, хвалил, что – «лучше бывшей жены».
– Хорошо. Только есть будем молча, – просила я. Наши споры начинали сильно утомлять меня.
– Конечно, как скажешь… То, что ты говоришь, очень интересно. Мы, ученые, действительно как-то не задумываемся о последствиях… Над этим стоит «поразмыслять»…
И он снова и снова ловил меня на слове… Наша совместная жизнь превратилась в сплошную говорильню. Если Вадим не сидел за какой-нибудь очередной книгой в моей второй комнате – «своей келье», как называл ее, то непременно оттачивал на мне остроту своего «философского» ума. В сущности, его ум нельзя было назвать однобоким: Вадим, в отличие от меня, был очень начитан и в классической, и современной литературе, прекрасно разбирался в музыке, профессионально играл в теннис. Когда он успел все это освоить, удивлялась я. Настоящий человек Возрождения. А я – обычная «образованщина», поэтому в разговоре с ним могла доносить лишь общий, но важный для меня смысл:
– Уверена на двести процентов, что человек никогда не сможет открыть даже малую часть тайн Вселенной, потому что ее Бог создал, а не старший научный сотрудник, хоть бы и физик-теоретик. Это во-первых. Во-вторых, есть тайны, перед которыми нужно просто склонить смиренно голову – например, зачатие ребенка или попроще – сезонная смена погоды. Если человек настырно начнет туда совать свой нос, это будет означать, что он замахнулся спорить с Богом. Переделывать то, что Он так премудро создал. Согласен?
– Ну… только отчасти… – пожимал он плечами. – Ты, оказывается, просто ригористка!
– …А в-третьих, если все тайны будут разгаданы, физикам-теоретикам нечем будет заняться! И зарплату платить не будут совсем. Мне тут халтурку подкинули, пойду поредактирую… Товарищи ученые, доценты с кандидатами! Замучались вы с иксами, запутались в нулях…
– Сидите, разлагаете молекулы на атомы, – подхватил он песню Высоцкого. – Забыв, что разлагается картофель на полях…
– Считаю эту мысль очень глубокой… – пока еще мягко намекала я, начиная догадываться, что в бывшей семье он занимался исключительно самообразованием, отчего и произошел разрыв.
Много раз я предлагала Вадиму креститься, чтобы повенчаться. Но он «не видел в этом смысла» и даже цитировал Евангелие: «И жена, которая имеет мужа неверующего, и он согласен жить с нею, не должна оставлять его»[3]. Наконец я твердо сказала, что в таком случае нам придется расстаться, потому что не хочу жить в блудном грехе и боюсь в таком состоянии причащаться. «Ради меня» Вадим согласился креститься и после крещения попросил называть себя только полным именем Вадим. Старое уменьшительное Вадик, которое он до того любил, совершенно ему разонравилось.
Я не понимала смысла его работы. Он все время писал и переписывал какие-то статьи, искал, куда их определить, по-прежнему много читал научной, философской и художественной литературы. При этом уговаривал меня писать «в стол», потому что я «очень талантливый человек и нельзя зарывать свой талант в землю». Неделями он не ходил в институт – потому что там «сидеть негде», приносил мизерную зарплату – потому что «всё рухнуло в перестройку и наука теперь никому не нужна». Это была не новость. Мой одноклассник, с красным дипломом окончивший МФТИ и подавший большие надежды в науке, ради семьи переквалифицировался в торговца холодильным оборудованием. Сама я старалась подработать, где только возможно. Что делать – жизнь! И надо было как-то к ней приспосабливаться. С телевидения я ушла – стало противно печь «жареные факты» и «вешать лапшу на уши» бедному телезрителю, которому после идеологически выдержанных и во многом чистых зрелищ советского «застоя» стали предлагать бульварное искусство одуревших от появившейся свободы «самовыражения наизнанку» творцов.