Без прямых улик - страница 8

— А кто за ней ухаживал? — спросила Дежкина, заметив под кроватью ночной горшок.

— Я, кому ж еще, — вздохнула Света. — Она, правда, не хотела, сопротивлялась, все пыталась быть независимой, знаете, как это у стариков бывает.

— Нет, к сожалению.

— К счастью! — воскликнул Петр.

— Петь, ты столько комментариев делаешь, как будто это твоя мачеха была, а не соседа, — не выдержала Дежкина. — Будь любезен, помолчи немножко.

— Как скажете! — Давыдов широко улыбнулся. Нет, есть все-таки определенная прелесть в простых людях.

— Ох, ладно, попробуем что-нибудь выяснить. — Дежкина посмотрела на часы и присвистнула. Обед уже почти закончился, а до работы добираться еще минут двадцать.

— Простите, можно от вас позвонить? — заметив на столе телефон, она сняла было трубку, но Света тронула ее за руку.

— Телефон в той комнате.

— Ничего, я с этого… — Дежкина поднесла трубку к уху, но гудка не было.

— Там лучше, этот плохой, — пробормотала Света и вытащила Дежкину из старухиной комнаты, заперев дверь на щеколду, которая почему-то была снаружи.

— А вы что, ее закрывали? — спросила она у Светланы.

— Нет, что вы… — Хозяйка покраснела. — Это просто для… Ну она, как вам сказать… Она очень плохо слышать стала в последнее время. А по ночам у нее бессонница. Ну она может пойти среди ночи на кухню и возиться там часов до пяти.

— И вы ее запирали, чтоб не ходила?

— Да нет… — Света покраснела еще больше. — Мы ведь люди еще молодые, ну и… А она может прямо во время… ну вы понимаете, дверь открыть и…

— Понимаю, — улыбнулась грустно Дежкина, подумав, что у них с Федором та же проблема была, когда в коммуналке жили, — дети могли неожиданно проснуться. Теперь квартира трехкомнатная, да и дети выросли.

В кабинете никто не отвечал. Наверное, Игорь сейчас устраивает этой фифочке экскурсию по всей прокуратуре.

— Простите, а у вас нет ее фотографии? — спросила Клава уже в прихожей.

— Фотографии? Есть, конечно. Сейчас принесу. — Света убежала в комнату и через несколько минут вернулась с пачкой снимков. — Вот, тут много. Выбирайте, какая больше подойдет.

— А какая самая последняя? — спросила Дежкина, разглядывая разные снимки, на которых была маленького роста худенькая старушка с короткими седыми волосами и маленькими светлыми глазками.

— Вот эта. — Света вынула одну из фотографий. — Но эта, наверное, не подойдет. Ее тут плохо видно.

На этой фотографии старушка была в компании Светы, какого-то мужчины лет сорока, наверное, Антона, и еще двух женщин.

— Это мы на дне рождения тети Вали, Антошкиной тетки, три года назад.

— Да, эта вряд ли подойдет. — Клавдия выбрала другой снимок, на котором старушка была одна. — А этот очень давний?

— Десять лет, — ответила Света. — Или девять. Да, девять.

— Сильно изменилась?

— Ну похудела немного. И волос поменьше. А в остальном не очень.

— Во что одета?

— В каком смысле? — Света от волнения даже не поняла вопроса.

— В самом прямом. Во что она была одета, когда ушла из квартиры?

— Как всегда. — Света пожала плечами. — В пальто бежевое с цигейковым воротником, сапоги черные, «прощай молодость». Знаете такие?

Дежкина кивнула.

— Платок у нее на голове был серый, пуховый такой, как цыгане носят. Ну и все, пожалуй.

— Вот и отлично. — Клавдия сунула фотографию в карман. — Постараемся что-нибудь сделать.

Да что она могла сделать? Ну, позвонит в милицию, попросит поискать, проверить больницы и, увы, морги.

— …Не возьму я его, и не надо меня пугать. Вези в десятку, в четвертый вези. Да хоть к себе домой вези — мне какое дело? Не возьму и все.

Дюжий санитар загородил проход в морг и не пропускал Юрку с Коляном, как те ни старались.

— Да че мы с ним тут возимся? — Колян поставил носилки со жмуриком на землю. — Бросим его тут, и пусть сами разбираются.

— Ну и бросай, мне-то что? — Дежурный засмеялся. — Акта я вам все равно не выпишу. Пусть валяется. С вас же потом шкуру спустят, а не с меня.

— Ну давай я тебе спирту отолью. — Колян зло смотрел на дядьку в проходе. — Ну чего нам ее, мариновать?

— Да хоть солить. — Дядька пожал плечами и сплюнул. — Сказано же — не возьму. И не надо мне вашего шила, у меня своего — канистра. Да пойми ты — мне главный тыкву открутит, если я возьму. У нас этих неопознанных знаешь сколько? По восемь месяцев лежат. У нас перегрузка, блин, триста процентов, потечет все скоро.