Без Путина. Политические диалоги с Евгением Киселевым - страница 13
Но, извините, я вас прервал. Итак, приезжаете вы в Госплан…
…А там, конечно, никто не работает. Все только и делали, что следили, как развиваются события, обсуждали, когда и чем все это кончится. Поначалу никто ничего толком не мог понять — ведь по телевизору было сплошное «Лебединое озеро» Но постепенно мы узнали, что руководство России во главе с Ельциным отказывается подчиниться ГКЧП, объявило их вне закона.
Два Госплана тоже раскололись. Наш, российский, подчинялся Ельцину, он был наш республиканский президент. У многих моих сотрудников симпатии были на его стороне. А наши коллеги из союзного Госплана, наоборот, больше симпатизировали ГКЧП.
Не буду врать: до этого активистом демократического движения я не был, из КПСС демонстративно не выходил, баррикады у Белого дома не строил. Но в те дни уже не мог сидеть сложа руки — стал по факсу рассылать, куда только можно, копии указов Ельцина.
А на третий день все кончилось: войска вернулись в казармы, путч провалился, власть КПСС рухнула окончательно.
На меня это произвело колоссальное впечатление: я не предполагал, что люди, не согласные с тем, что им пытаются что-то навязать, могут выйти на улицу и так круто изменить ход истории. По сути, общественное мнение изменило общественный строй в стране. Это перевернуло всего меня. Я, как большинство граждан, считал, что Советский Союз незыблем, что никто и никогда не сможет его разрушить. Как примерный бюрократ уже на высокой должности, думал, что Госплан, этот ленинский орган, будет жить всегда и во все времена. А тут все рухнуло за три дня!
Ну, а как складывалась ваша карьера после того, как СССР прекратил свое существование, а в России начались гайдаровские реформы?
В новой структуре правительства России никакого Госплана уже не было. Я вместе с некоторыми его сотрудниками был переведен в штат Министерства экономики, где работал под началом Андрея Нечаева. В 1993 году, когда новым министром финансов был назначен Борис Федоров, в Минфине был создан департамент иностранных кредитов и внешнего долга. Искали человека на должность руководителя этого департамента, причем обязательно с хорошим знанием иностранного языка. Я оказался в списке десяти кандидатов. Федоров пригласил меня на беседу первым, мы проговорили час. После этого он уже не стал встречаться с остальными, решив взять меня.
Через год я был уже членом коллегии Минфина, а в 1995-м был назначен заместителем министра.
В Минфине вы были на острие решения задачи номер один: где взять деньги, чтобы финансировать бюджет. Тогда эту проблему можно было решить только за счет кредитов или отсрочки выплаты долгов. Попытайтесь просто, на пальцах, обрисовать масштабы бедствия.
В 1993 году, когда я только пришел в Минфин, долгов бывшего Советского Союза, которые взяла на себя Россия, уже было больше 100 миллиардов долларов. Платежи достигали примерно 15 миллиардов в год.
То есть все, что государство получало в казну, надо было сразу отдавать…
Нет, конечно, этого нельзя было делать. А долги тем временем накапливались. Вот проходит год — 15 миллиардов не заплачено, проходит другой — еще столько же. Долги надо было реструктурировать: разные суммы, разные сроки, разные условия погашения по сотням соглашений, подписанных при Советском Союзе. Их нужно было сложить вместе, подсчитать общий объем с учетом многократно не выплаченных процентов, а затем добиться от кредиторов соглашения на выплату этих долгов не завтра или послезавтра, а лет через 20–25. Да еще желательно со списанием части долга. Эти были долги разным государствам, если мы говорим о Парижском клубе, или банкам, если мы говорим о Лондонском клубе. Соединив государственные долги в один блок, а долги банкам — в другой, мы стали договариваться с каждым клубом уже как с одним кредитором об условиях рассрочки. Поначалу (в 1993–1995 годах) кредиторы соглашались реструктурировать платежи только одного года. То есть в начале каждого нового года Россия вновь попадала в просрочку. В то время страна жила в состоянии постоянного дефолта, у кредиторов всегда имелся финансово-политический рычаг давления.