Без родины - страница 13

  - Я посмотрела по графику, когда ты работаешь, и поменялась сменами. Чтобы мы вместе оказались, - ее слова звучат так естественно, что даже при желании нельзя найти в них определенный намек.

  - А как тебя зовут? - спрашиваю я.

  - Наташа. А тебя Гриша?

  - Для кого как. - Холодная фраза вырывается у меня от того, что я чувствую досаду. Действительно, почему эта девушка вызывает у меня робость? Я что, женщин не видел, что ли? Да и настроение, с которым я дарил ей цветы, меня давно покинуло!

   К тому же она выглядит сегодня не как предмет для воздыханий, а как манекен на выставке драгоценностей: золотые кольца на пальцах, множество цепочек на шее, сережки, массивная брошь. Бриллианты сверкают, хоть глаза закрывай!

   У меня возникает желание провести черту между нами. Отдалить ее от себя, и тем самым вернуть себе 'мужское превосходство'. Я говорю сухо:

  - Сегодня ты мне не нравишься.

  Девушка, удивившись, красиво изгибает бровь. Это заставляет меня залюбоваться ею, и я добавляю уже мягче:

  - Сам не знаю, почему. Ты похожа на заводную механическую птичку в золотой клетке.

   От этого сравнения Наташа вздрагивает всем телом, ее глаза становятся печальными, и она с грустью говорит:

  - Ах, Гриша, ты даже не подозреваешь, как прав! Ладно, иди, крути свои ручки-рубильники, закончишь, жду чай пить!

   Я послушно поворачиваюсь к ней спиной и в самом деле отправляюсь работать, думая о том, что мои розы, наверное, уже давно завяли. Если, конечно, она их сразу не выбросила. А еще я думаю о том, что так бывает - посмотришь на женщину, и внезапно происходит любовное затмение. А как всякое затмение, такое и случается редко, и проходит быстро.

   К сожалению, в работе я забываюсь. Когда бросаю взгляд на часы, то от отчаяния за голову хватаюсь: как я мог пропустить назначенное мне свидание? Это надо быть полным идиотом, в моем возрасте не пойти к женщине, тем более, если она сама позвала!

   Я застаю девушку за столом, на котором стоят две хрустальные рюмочки, бутылка коньяка и немного закуски. Золото Наташа с себя сняла, переоделась в синий рабочий халат. Курит длинную сигарету, стряхивая пепел в консервную банку, полную окурков.

   Свет в комнатку отдыха проникает через открытую мною дверь, но даже в полутьме я вижу, какие крупные слезы на ее щеках. Чувствуя стыд, я сажусь рядом с ней на деревянную скамью и говорю:

  - Наташа, прости меня!

   К сожалению, все раскаяние, что я испытываю, мой голос не передает. Наташа с вызовом спрашивает:

  - Что ж ты оставил свои ручки-рубильники? - и отворачивается от меня.

   Я вижу, что огонек ее сигареты, когда она затягивается, не дрожит. Гордая, и характер твердый. Эх, пролетело мое счастьице! В наступившей тишине слышится лишь мое прерывистое дыхание.

   Как вымолить у девушки прощение? В душевной маете я чиркаю спичкой и зажигаю свечу, стоящую на спичечном коробке. Разгораясь, огонек свечи колеблется, и своим изменчивым светом создает интимную атмосферу для общения. Я смотрю на Наташу, вдыхаю запах ее волос, и словно выпиваю дурману, у меня кружится голова.

   Находясь под воздействием новых для меня чувств, я думаю одновременно на двух языках: родном, русском, и на языке детства-фарси. Это параллельное мышление позволяет мне изъясниться в необыкновенной, смешанной речевой форме, которая на слух звучит необычайно красиво, а по содержанию представляет собой любовную лирику.

   Я говорю всего минут пять. Но Наташа перестает плакать и поворачивается ко мне. Глядя расширившимися, словно в гипнотическом трансе, зрачками, она произносит:

  - Только не убеждай, что сам сочинил. Где-то слышала уже.

  Я достаю из кармана мятую сигарету без фильтра и прикуриваю от свечи. Выпустив облако едкого дыма, с апломбом замечаю:

  - Конечно, не берусь утверждать, что не плагиат. Но при общении с прекрасным полом главное - это не то, что говоришь, а то, как говоришь!

   Наташа, выслушав эту ерунду, насмешливо качает головой, а затем, подвинув ко мне пачку 'фирменных' сигарет, просит:

  - Мне тоже прикури!