Без вести... - страница 13

На этом моя работа в «зондеркоманде» кончилась, и я снова очутился в лагере, на сей раз — в Дахау. Тут меня и освободили союзники. Вот и все. Ни слова не прибавил и ничего не утаил.

— Да-а, — протянул Нейман. — Да-а... — Он сходил на кухню, принес две бутылки пива. — С одной стороны, выходит, большого ущерба своей стране ты и не причинял, а с другой — попробуй-ка доказать, что такое сотрудничество с фашистами выглядело так, как ты рассказываешь.

— В этом все дело. — Иннокентий сжал голову обеими руками. — Я все время представляю себе: приезжаю на родину и меня спросят: чем я занимался в плену. Врать я не умею, скажу правду: поступил в РОА, учился в их проклятой школе, работал в «зондеркоманде». Так ведь?

— Да, так. — Рудольф мелкими глотками отхлебывал пиво. Он сосредоточенно, в глубокой задумчивости, вертел стакан и вдруг улыбнулся: — Значит, надо пока принимать другое решение. Надо тебе, друг, делами смыть черную тень, которая на тебя упала.

— Ха, — тоскливо усмехнулся Иннокентий, — но ведь для этого нужно выбраться на родину, объясниться. И хорошо если не арестуют. Я бы, конечно, сумел доказать, что не потерянный для Родины человек. Замкнутый круг у меня. Не разорвешь.

Иннокентий безнадежно махнул рукой, допил стакан.

— И заколдованный круг можно разорвать.

Иннокентий вопросительно поднял глаза.

— А почему бы тебе не доказать свой патриотизм здесь?

— Как доказать? Вместо ста бревен вытаскивать двести, что ли?

— Слабо соображаешь, — то ли пошутил, то, ли пожалел его Нейман.

— Где уж мне...

— Ну вот, и обиделся.

Наступило неловкое молчание. Рудольф сделал несколько глотков и отодвинул стакан.

— Я тебя слушал, теперь ты меня послушай. Тебя когда-нибудь пытались перетянуть на свою сторону проходимцы из эмигрантских организаций? Знаю, пытались. А ты что?

— Иногда уклонялся деликатно, иногда посылал к ихней матушке.

— Ты знаешь, чем они здесь занимаются?

— Приблизительно.

— Так вот, слушай. Эта банда злейших врагов русского народа на корню скуплена американской разведкой. Их подлые дела вредят не только русским, но и нам, немцам: они сеют ядовитые семена вражды между народами. Бессовестное подстрекательство, непрерывные провокации — вот их род занятий. Во главе этих эмигрантских «союзов» стоят международные шпионы. Народно-трудовой союз, например, возглавляют типы, которые никогда не жили в России, а выдают себя за представителей русского народа. Такая же картина в ЦОПЭ[2] и других эмигрантских организациях. Я, разумеется, исключаю прогрессивные, так вот, — Нейман заговорил горячо, — каждый честный человек не может быть равнодушным к их подрывным делам.

— Ну, допустим... А дальше что?

— Надо все продумать... Тут самое главное — найти верное решение... Я полагаю, что лучше всего бить их изнутри: пробраться в их паршивую шайку, а потом...

— Стоп! — Иннокентий жестом руки остановил Рудольфа. — Последние дни к нам заходил некто Гаремский. Называет себя представителем Народно-трудового союза, уговаривал примкнуть к этой организации. Мы его стараемся избегать, а он нахальный...

— Вот и воспользуйся.

Иннокентий круто обернулся.

— Позволь, позволь, дорогой Рудольф... А что подумают мои друзья Сергей и Николай, когда узнают, куда я метнулся?

— Друзья, говоришь? Надежные?

— По-моему, да.

— А точнее?

— Вполне надежные.

— Тогда откройся, объясни им истинную цель твоих намерений... Только, — Рудольф на минуту задумался, — только обо мне — ни слова. Решение ты принял сам.

Рудольф и Иннокентий поглядели друг на друга и весело рассмеялись: очень уж хорошо они поняли друг друга!

Через месяц Николая Огаркова выписали из больницы. Нога еще болела, он ходил, прихрамывая. Медсестра, пожилая украинка, поздравила с выздоровлением и велела зайти в канцелярию лазарета за документами. Там хозяйничал щупленький бухгалтер Иван Анисимович, мужичонка с морщинистым бабьим лицом. Он сердито взглянул на Николая поверх очков и произнес скрипучим голосом:

— Господин Огарков, с вас причитается за лечение и харчи сто марок... Сейчас внесете или в рассрочку?

— Придется в рассрочку.

— Значит, жить не умеете, господин Огарков. Алексея Семеновича знаете? Не знаете? Ай, ай, ай... На войне он был санитаром, не велика, кажись, фигура. А вот приобрел документик и пожалуйста: лечит венерических, делает аборты. Бо-ольшое состояние нажил! А твой друг Каргапольцев, говорят, диплом до войны получил, верно? — Не дожидаясь ответа продолжил: — Бревна-то ворочать и без диплома, поди, можно... Работа дураков любит.