Без всяких полномочий - страница 17
— Как самочувствие? — спросил Эдвин.
— Хорошо, — ответил я, насилу размыкая веки.
Нины и Гурама в комнате не было.
— Они там, — сказал он, показывая на балкон, и улыбнулся мне. — Я очень рад, что мы познакомились. Без дураков.
— Я тоже, — сказал я и встал.
— Вам нравится Нина?
Я открывал дверь, когда услышал это, и обернулся, не доверяя своему слуху. Мало ли что почудится спьяну. Но Эдвин смотрел на меня так, что сомнений быть не могло. Он ждал ответа.
— Нет, — твердо сказал я. Наверно, в ту минуту мною распоряжалось не то полушарие мозга, которое командует чувствами.
Я вернулся в гостиную почти протрезвевшим. Холодный душ взбодрил меня.
Звучала музыка. Гурам танцевал с Ниной. Эдвин курил и наблюдал за ними. В танцах Гурам придерживался старомодных вкусов. Он признавал только танго.
Удивительное дело, как легко Гурам сходится с людьми, подумал я с завистью. Мне никогда не удавалось через час после знакомства быть таким раскованным и непринужденным.
Гурам подвел ко мне Нину:
— Потанцуй. А я займу гостя.
— Я не танцевал сто лет, — промямлил я.
— Мне пора домой, — сказала Нина.
Если бы она промолчала, возможно, я не стал бы танцевать, но дух противоречия заставил меня сказать:
— Я все же попробую.
Мы танцевали молча. Я не мог вымолвить ни слова.
— У меня такое чувство, будто мы с разных планет, — сказала Нина.
— Но я не такой, каким вы меня видите.
— Загадочный, как марсианин, — усмехнулась она и высвободилась из моих рук. — Пора домой.
Эдвин встал, чтобы проводить Нину, но Гурам сказал, что сам отвезет ее. Эдвин помрачнел. Не знаю, почему он не настоял на своем — то ли решил, что неприлично перечить хозяину дома, то ли интуитивно понял, что перечить Гураму нельзя.
— Всего хорошего, — сказала нам Нина.
Город просыпался. Дворники подметали тротуары. Скрежетали трамваи с первыми пассажирами, на ходу сбрасывая с проводов бледные звезды.
Мы подъехали к одноэтажному сооружению с вывеской «Хаши». На двери висел большой замок. Гурам выругался, и мы — впереди «Волга», позади «Москвич» — помчались дальше.
В Авлабаре хашные тоже были закрыты.
— Придется ехать в Сабуртало, — сказал Гурам. — Почему ты молчишь?
— Прикажешь петь?
— Вас понял.
Через десять минут мы остановились у моего дома.
— Мы так и не поговорили с тобой, — сказал Гурам.
Я вылез из машины. «Москвич» стоял в пяти метрах. Эдвин высунулся в окно.
— Когда увидимся?
— Когда хотите, — ответил я, не испытывая никакого желания встречаться с ним, попрощался и вошел во двор.
По широкому, как проспект, балкону шагал в одних плавках Сандро Каладзе, высматривая в стеклах окон отражение своего великолепного торса. На полу лежал набор гантелей.
— Привет, — сказал я.
— Привет, — ответил Сандро и стянул с головы чулок, которым выпрямлял свои волнистые волосы.
— Как дела?
Скрестив на груди руки, Сандро пространно рассказывал о делах. Сколько раз я зарекался задавать вопросы в неурочное время, и все без толку. Теперь я должен был выслушать душеизлияния Сандро до конца, хотя все его жизненные проблемы я знал как свои. Несколько месяцев назад он ушел от жены, оставив ей кооперативную квартиру. Жена предложила ему деньги, и он не мог решить, принять или отказаться.
— Будь мужчиной, — сказал я.
— Ты прав. Надо быть мужчиной. Я не возьму денег, вообще у нее ничего не возьму. А что ты скажешь о моей роли?
Сандро был киноактером, не знаю, насколько способным, но достаточно киногеничным, правда, с некоторым отклонением от норм студии «Грузия-фильм». Он скорее походил на героя аргентинских фильмов, скачущего на коне и стреляющего во врагов без промаха, а в перерыве между этими важными событиями танцующего танго со страстной брюнеткой, нежели на грузина, строящего Руставский металлургический комбинат или Ингурскую ГЭС. Окончив театральное училище, он снялся в двух плохих фильмах, эпизодических ролях. Год назад его пригласил на небольшую роль довольно известный режиссер, и съемки как будто прошли удачно, но Сандро беспокоил монтаж — ведь всегда снимают больше, чем надо.
Мягкий баритон Сандро убаюкивал меня. Чтобы не заснуть, я разглядывал пестрые узоры древнего ковра, покрывающего диван под окном напротив. В глазах зарябило, и я перевел взгляд на массивный стол у другого окна. За этими двумя окнами жил Сандро с отцом и бабушкой. Отец Сандро — Валериан Каладзе был актером драматического театра, и соседи называли его не иначе как Маэстро. Последние десять лет он, втайне от театра, готовил роль Гамлета и надеялся в один прекрасный день добиться того, чего не добился за тридцать лет, — славы и денег. Пока финансовой опорой семьи Каладзе была древняя, как ковер на диване, Нинуца, мать Валериана, которую все называли бабушкой. Она тридцать лет вязала на дому.