Без взаимности -2. Эпилог - страница 4

стр.

Нырнув пальцами в его волосы, я прогибаюсь в пояснице.

— Не думаю, что тебе стоит произносить здесь такие слова.

— Вот как? — усмехается Томас. Я практически слышу его непроизнесенное «Это еще почему? От таких разговоров у тебя между ног становится мокро?».

Он так хорошо меня знает, что это может быть опасно. Я словно открытая книга. Обнаженная, пусть и полностью одетая. Но нет. Взаимная любовь не может быть опасной. Она великолепна. И да, порой не знает стыда.

— Ты ведь прекрасно знаешь, что сейчас творится у меня между ног.

Томас проводит ладонями по мягкой коже моих обнаженных бедер.

— Что же нам теперь делать?

— О да, это проблема.

— Точно?

Прикусив губу, я поднимаю голову. Его взгляд обжигает.

— Ага. Меня пора спасать.

— Ты уверена? — рычит Томас.

Я невинно киваю, широко распахнув глаза. Ха! Когда в последний раз я была невинной? Вряд ли вспомню.

— Так ты собираешься меня спасать или нет? — спрашиваю я у Томаса, который за последние пять секунд словно стал еще выше. Его широкие плечи закрывают обзор. Он — граница моего мира.

Палец Томаса скользит по моему бедру вверх. Туда, где влажно и все дышит болью и похотью.

Подавшись вперед, он приоткрытыми губами проводит по моей шее. Его влажное дыхание так заводит. Кажется, я умру, если он будет продолжать бездействовать. Уже собравшись сказать ему об этом, я замираю, потому что слышу чей-то смех. Томас тоже застывает.

Мы на улице. Конечно же, сейчас темно и в узком переулке нас практически не видно, но это большой город. Который никогда не спит. По-моему, по ночам он становится еще ярче. Подобное замечаешь только тогда, когда стемнеет.

Наши фигуры тоже заметны в этом полутьме?

Мы с Томасом встречаемся взглядами. Затея опасная и рискованная. И непохожая на то, чем обычно занимаются обычные люди. Они бы разорвали объятие, поймали такси и занялись сексом дома в постели. Возможно, не погасив свет — ради острых ощущений. Но, например, в окно их прохожие не увидят. И уж тем более обычным людям не придет в голову позволять себе лишнее в двух шагах от оживленной улицы.

Мое сумасшедшее сердце бьется все сильнее и сильнее. Уверена, Томас это ощущает своей грудью. В любой момент он низким голосом скажет, что мы немедленно отправляемся домой.

Но звучат совершенно другие слова. Потому что мы с ним ненормальные. Я его Падшая, а он мой Огнедышащий.

— Уверена, что хочешь, чтобы я тебя спас, милая? — ссылается Томас на мою последнюю фразу и прижимается пахом к низу моего живота. — Вряд ли можно назвать спасением то, что я обычно сделаю.

Я с силой впиваюсь зубами в свою нижнюю губу.

— И что именно ты сделаешь?

Кончиком большого пальца Томас прижимается к клитору. По моему телу проносится волна дрожи. Усмехнувшись, он наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Я делаю так, что ты сгораешь дотла. Иногда стремительно. Иногда мучительно медленно. А иногда так, что тебя может увидеть любой.

Томас ласкает меня сквозь кружево белья, и, подстраиваясь под его движения, я начинаю покачивать бедрами. Мне мало. Я хочу большего.

— Плевать. Делай что угодно. Только не останавливайся. Пожалуйста, не останавливайся.

— Не буду. Я не остановлюсь, даже если все, с кем ты видишься на занятиях, услышат твои стоны. Нас разделяет лишь стена, Лейла. Тебя это возбуждает? Хочешь, чтобы я тебя трахнул? Чтобы все спрашивали себя, не голос ли Лейлы Робинсон они слышат? Голос, который издает такие сексуальные стоны. Голос девушки с фиолетовыми глазами, настолько горячей, что у мужчин от нее непрекращающийся стояк.

— Томас, — протяжно произношу я, потому что движения его пальца ускоряются. Слова Томаса имеют надо мной странную и даже сверхъестественную власть. Я могу кончить, всего лишь слушая, что он говорит.

— Но они понимают, что к тебе нельзя прикасаться, да? Они знают, что ты моя, — голос Томаса становится все ниже и ниже. Слова идут откуда-то из глубины его груди. Он полностью растворился в происходящем, как и я. В эротизме и чувственности этого момента.

Издавая всхлипы, я потираюсь низом своего живота о его, и Томаса приглушенно стонет.

— Лейла, детка, скажи мне. Скажи, что ты моя.