Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше - страница 26
«Добрый день, господин Мёллер, – говорит приветливый мужской голос: – Георг Хэберле из Юго-Западного радио, добрый день!»
«Добрый день, господин Хэберле! – говорю я в оба телефона и сбрасываю звонок Сары. И поскольку несколько моих коллег смотрят на меня с удивлением, я встаю и с одним телефоном в руке и с другим, прижатым к уху, спасаюсь бегством из учительской. – Это замечательно, что вы звоните! Чем я могу вам помочь?»
«Мы вас приглашаем принять участие в нашей передаче в качестве гостя в ток-шоу! Мы подобрали название, которое могло бы вам понравиться: “Больше видимость, чем святость – насколько церковь заслуживает доверия?”»
«Примерно настолько же, насколько ее собственные сказки!» – Я смеюсь, а господин Хэберле соглашается: – «Сказка о Деве Марии, например, или о том, как церковь занимается благотворительностью, раздавая деньги бедным!» «Именно ради подобных заявлений вы нужны нам в нашем ток-шоу! – Я слышу, как шуршит бумага. – Могу ли я понять это как ваше согласие?»
«Ну, разумеется! Какова точная дата? – спрашиваю я, хотя точно знаю, что ради этого отменил бы все остальные дела. – Через три недели? Минутку… – Я быстро хватаю несколько рекламных буклетов, лежащих на подоконнике, и шуршу ими. – Сейчас справлюсь в своем расписании… Да, это подходит!»
«Отлично! Мы наметили пару горячих тем и пригласили интересных собеседников, среди них – самый молодой епископ в Германии и самый натуральный священник из братства Пия[27]… Так-то вот! – Он долго и громко смеется. – Если б мне не давали проводить ток-шоу, я просто стал бы асоциальным элементом! Но ваше согласие нас очень радует! Все должно пройти так же, как обычно бывает в ток-шоу».
«A-а, понятно…» «О Боже! – говорит он, и звук при этом такой, словно он прикрыл рот ладонью. – Неужели это ваше первое…»
«Мое первое ток-шоу? – У меня сильнее забилось сердце. – Да…»
Три недели спустя мой самолет приземляется в Штутгарте и я, с мармеладом на коленях и пудингом в руках, достаю из верхнего отделения свою небольшую сумку на колесах. С момента телефонного разговора с господином Хэберле и особенно с момента подробной предварительной беседы с модератором Виландом Бакесом мое давление подскочило до ста восьмидесяти. Да и, видимо, мне свойствен один из самых старых атеистических предрассудков: будто я размышляю о Боге в сто раз больше, чем большинство людей, которые в Него верят.
Чтобы быть совершенно честным, в последнее время я просыпаюсь утром с Богом; успешно ломаю голову над Троицей, стоя под душем; за завтраком безуспешно пытаюсь решить проблему теодицеи; пока еду в школу, читаю под крупными заголовками новости из чудесного мира религиозной бредятины; на маленьких переменах качаю головой по поводу религиозно обусловленного креационизма и сексизма[28] у многих четвероклассников из мусульманских семей; на большой перемене помогаю девятилетней девочке, с кем-то подравшейся, снова укрепить головной платок, который должен защищать ее от похотливых взглядов мужчин; успокаиваю свою измученную учительскую душу, слушая в наушниках по дороге домой Stabat Mater Вивальди; после полудня в очередной раз разоблачаю «пари Паскаля» как бессмыслицу; вечером дискутирую о несовместимости науки и теологии и, даже засыпая, думаю ни больше ни меньше как о Боге и мире – и между тем религия кажется мне такой сложной, необозримой и многоплановой и одновременно такой абсурдной и опасной штукой.
Итак, незадолго до моего первого ток-шоу мое недоумение по поводу почти бесконечной нелепости религий, вне сомнения, достигло своей первой критической точки. Лишь во время уроков мой атеистический ум успокаивается, потому что там мне требуются все мои нервные клетки, чтобы держать детей под контролем и удерживать их от всеобщего мордобоя.
«Удачи в Штутгарте!» – говорит бортпроводник на выходе из самолета, на что я отвечаю вымученной улыбкой. Затем взмокшими ладонями стаскиваю свой дорожный чемодан с багажной карусели и наконец выхожу через матово стеклянные двери аэропорта.
«Приветствую вас, господин Мёллер! – кричит кто-то из толпы мужчин, ожидающих на выходе с табличками, на которых написаны имена прибывших. Мне машет крупный угловатый блондин в солнцезащитных очках. – Георг Хэберле, – говорит он низким, но мягким голосом, пожимая мне руку. – Как здорово, что вы здесь! – Он снимает очки и смотрит на меня стальными синими глазами. – Сегодня вы нам выложите всю правду! Обещаете?»