Бездна обещаний - страница 23

— Майкл?! — подскочила Кирстен; голос ее скорее походил на писк.

— Да, Майкл Истбоурн, — кивнул Эрик.

— Майкл Истбоурн, дирижер? — переходя на шепот, переспросила Кирстен.

Сердце девушки, казалось, вот-вот выскочит из груди.

— Он самый. А что? — Бровь Эрика вновь выгнулась в дугу. — Ты знакома с Майклом?

— Собственно говоря, нет. — Кирстен почувствовала себя несколько глуповато. — Я была в «Карнеги-холл», на его дебюте в Америке. — Она немного замялась. — Я… я пообещала себе, что когда-нибудь он будет дирижировать мне.

Более довольным Эрик выглядеть не мог.

— Пожалуй, подобной амбициозности можно где-то как-то позавидовать, не так ли, дорогая? — Эрик усмехнулся и вопросительно посмотрел на жену.

Улыбка Клодии была на удивление холодна.

— О, да, разумеется, — покорно ответила она.

Кирстен с недоумением посмотрела на супружескую чету, искренне удивляясь тому, как по-разному они отнеслись к ее признанию. В конце концов Майкл Истбоурн их протеже и… Кирстен даже подпрыгнула от неожиданного озарения, поскольку истинный смысл этого неправдоподобного стечения обстоятельств дошел до нее только сейчас. Боже правый! Неужели такое возможно?.. Еще немного, и она лишилась бы чувств — слишком велико было ее потрясение, слишком реальной становилась ее мечта.

— Это подарок судьбы, Кирсти, — сказал Эмиль, сидя с женой и дочерью на кухне за круглым столом, за которым они втроем всегда обсуждали самые серьезные семейные проблемы. — Тебе предложили то, о чем мы с матерью могли только мечтать.

Кирстен молча смотрела под ноги, на истертый линолеум. «Интересно, — рассеянно думала она, — каким линолеумом выстелен пол на кухне Шеффилд-Джонсов». Вопросы, сплошные вопросы. Девушка, улыбнувшись, дотронулась до руки отца, и чувство непередаваемой любви и жалости пронзило все ее существо. Здесь ее любили, жалели и защищали. Здесь она была окружена заботой и вниманием. Не предает ли она родителей, соглашаясь покинуть их на год, соглашаясь жить в доме совершенно незнакомых людей? А Наталья? После одиннадцати лет совместных трудов, поддержки и веры в успех не почувствует ли она себя брошенной ради своей же соперницы? Вопросы, вопросы, слишком много вопросов.

— Я люблю тебя, мамочка, я люблю тебя, папуля, — произнесла Кирстен потерянным голосом. Она переводила взгляд с одного на другого, и душа ее разрывалась на части. — И если я действительно решу ехать в Лондон, то хочу, чтобы вы знали: я сделаю это ради всех нас. Кроме того, — сглатывая слезы, Кирстен натужно улыбнулась, — подумайте, какую кучу денег можно будет сэкономить на уроках и нотах.

С этими словами, прежде чем Эмиль или Жанна смогли что-либо ответить, Кирстен выскочила из-за стола и бросилась в свою комнату.

Кирстен подошла к окну и высунулась в темноту, привычно удивляясь красоте ночных улиц. Шумный город превратился вдруг в чудесную волшебную страну: грязь и мусор, казалось, безвозвратно растворились в мерцающем свете неоновых огней. А какой вид из окна дома Шеффилдов? И опять перед мысленным взором Кирстен возник образ далекого Лондона, только на этот раз вместо его улиц и парков она видела себя исполняющей Второй фортепьянный концерт Брамса в «Рояль-Алберт-холл» в сопровождении Королевского симфонического оркестра.

Кирстен громко рассмеялась над собственной глупостью и постаралась отогнать мучивший ее образ. Глядя вдоль Девятой авеню, она сделала то, что делала каждый вечер, прежде чем лечь в постель, — мысленно начертила горящими фонарями светящуюся стрелу, указывающую на восток, в сторону Седьмой авеню, туда, где на пересечении Пятьдесят шестой и Пятьдесят седьмой улиц возвышалось здание янтарного цвета. Положив локти на пыльный подоконник, Кирстен смотрела на воображаемую стрелу долгим, жадным взглядом. Если только год в Лондоне хоть на шаг приблизит се к обожаемому «Карнеги-холл», она отправится туда завтра же.

В 1953 году Англия просыпалась подобно спящей красавице, но разбужена она была не прекрасным принцем, а приходом нового дня, который вряд ли бы смог что-либо изменить в размеренной и в высшей степени пристойной жизни англичан. Всеобщие выборы 1950 года положили конец правлению партии лейбористов и вернули власть консерваторам, возглавляемым Уинстоном Черчиллем. Продовольственные карточки на конфеты, яйца, сахар, масло, сыр и мясо постепенно уходили в небытие; во всех булочных и бакалейных лавках опять появился белый хлеб. В июне вся страна взорвалась единым радостным порывом любви и надежды: на королевский престол была возведена принцесса Елизавета из дома Виндзоров. Памятуя о благоденственном царствовании Елизаветы Первой, чудаковатые англичане тут же стали утверждать, что наступает новый золотой век.