Бездна обещаний - страница 32

Бесспорное и не имеющее аналогов влияние, бесчисленные связи делали благосклонное расположение Тривса поистине бесценным для артистов.

— Вы в самом деле сокровище, — произнес знаменитый Тривс, беря Кирстен за руки. Через мгновение, слегка усмехнувшись, он отпустил их. — Просто не верится, что эти необыкновенные ручки принадлежат человеческому существу.

Кирстен покраснела от удовольствия:

— Благодарю вас, сэр, вы очень любезны.

— Не любезен, дорогая, а правдив. — Глаза Тривса сузились, и Кирстен испытала неприятное ощущение, что он готов взять комплимент назад. — Скажите-ка мне вот что. — Темно-карие глаза превратились в узкие щелочки. — Насколько вы преданны музыке? Ради Бога, не посчитайте меня наглецом — я спрашиваю об этом каждого молодого артиста, с которым знакомлюсь.

— Каждого молодого артиста или артистку? — Вопрос непроизвольно вырвался у позабывшей об осмотрительности Кирстен. — Если бы я была мужчиной, вы бы тоже спросили меня об этом?

— Вне всяких сомнений.

— Тогда позвольте уверить вас, что я так же глубоко преданна музыке, как и любой мужчина, а может, даже и больше.

— Это почему же так?

— Женщине, чтобы ее воспринимали всерьез, приходится работать в два раза больше, чем мужчине. Нас слишком часто обвиняют в излишней эмоциональности и ненадежности или робости и мягкости. Если в нашей игре чувствуется сила, нас обвиняют в мужеподобности, если мы играем с малейшей чувствительностью — критикуют за сентиментальность. Это несправедливо, мистер Тривс, ужасно несправедливо. Но, сказать вам по правде, я на самом деле не очень возражаю, мне это придает еще больше решимости.

— Решимости?

— Да, решимости. — Глаза Кирстен сверкали, она твердо и гордо подняла подбородок. — Моя мечта стать лучшей пианисткой в мире.

Клеменс Тривс цинично усмехнулся:

— Довольно сложная задача, вам не кажется?

— Вовсе нет.

— Значит, вы не намерены послать музыку подальше и выйти замуж?

— А почему я должна ее «послать»?

— А как насчет создания семьи?

— А почему одно исключает другое? — Кирстен словно испытала приступ дежавю, вспомнив подобный спор с Натальей.

Тривс выпучил глаза:

— Да потому что вы не сможете воздавать должное и тому и другому одновременно. Что-то должно пострадать, и это будет, без сомнения, ваша карьера. Женщины, моя дорогая, по природе своей созданы для семьи: жены и матери, создательницы гнездышка, хранительницы очага. О, случается, они восстают против своего предназначения, но лишь на время, уверяю вас. Полноценную карьеру лучше оставить на долю мужчин.

— Почему? — Кирстен с трудом сохраняла самообладание.

— Потому что в отличие от женщин мужчины на первое место ставят карьеру, а па второе — семью. Они не воспитывают детей, не ухаживают за домом. Для этого у них есть жены. Кто приготовит вам ужин и подаст традиционные комнатные туфли, милая мисс Харальд, когда вы вернетесь из турне по пятидесяти городам, отыграв по концерту в каждом? Кто будет присматривать за детьми в ваше отсутствие? Уж никак не муж.

— А я продолжаю утверждать, что смогу и то и другое, — я просто распределю между ними свое время.

Тривс выглядел явно пораженным.

— Невозможно, совершенно невозможно. Вы не в силах отдавать себя на сто процентов двум занятиям и быть лучшей и в том и в другом. Если же вы считаете, что это возможно, боюсь, дорогая, вы просто обманываете себя.

В этот момент Клодия, как всевидящая хозяйка, вмешалась и ловко утащила Кирстен в более безопасный угол комнаты.

— Нет, этот человек кого угодно может вывести из себя, — прошипела Клодия сквозь стиснутые зубы. — Главный адвокат дьявола. Он, вероятно, уснуть не может, если предварительно не доведет кого-нибудь до бешенства. Забудь о нем, дорогая. Вспомни, сегодня — твой день. Иди веселись.

Но, вернувшись к гостям, Кирстен уже не испытывала прежнего безудержного веселья.

Подняв воротник кашемирового пальто цвета морской волны, Кирстен засунула руки в перчатках в карманы и согнулась, борясь с сильными порывами ветра. Воздух позднего декабря пронизывал до костей, а свежий ветер выкрасил щеки и кончик носа в ярко-красный цвет. Кирстен зябко передернула плечами и, ускорив шаг, поспешила вниз по Мэрилбон-роуд по направлению к Портланду. Одинокие прогулки по Лондону были для нее чем-то вреде занятий физкультурой, а данный маршрут — любимым, как минимум три раза в неделю она на подземке доезжала до Регентс-парк, а потом пешком, возвращаясь в Белгравию, бодро преодолевала четыре мили.