Бездна обещаний - страница 58

стр.

В июне сезон закончился, Кирстен к тому времени дала девять концертов и дважды выступала с оркестрами: Филадельфийским оркестром дирижировал Юджин Орманди, а Чикагским симфоническим оркестром — Фриц Рейнер. Программа же на будущий сезон уже включала в себя пятнадцать концертов с оркестрами и двадцать семь сольных выступлений. Но и лето не обещало отдыха: Нельсон организовал ее участие в восьми известных американских музыкальных фестивалях, самым популярным из которых был Беркширский фестиваль, проводившийся ежегодно в Тагнлвуде, недалеко от Бостона.

Душевное состояние Кирстен можно было описать одним словом — эйфория. Девушка жила постоянно в исступленном восторге, плывя на гребне волны своей прекрасной мечты, поднимавшей Кирстен все выше и выше.

Как-то Кирстен отправилась в «Пательсон» купить ноты, и ее остановил молоденький студент-скрипач, попросивший автограф. Кирстен сказала, что у нее нет с собой ручки, но юноша с готовностью предложил свою, оказавшуюся, к немалому удивлению знаменитости, «эстербруком» с лиловыми чернилами.

— Я уже два месяца ношу ее с собой в надежде встретить вас, — густо покраснев и уставившись на носки своих ботинок, признался горячий поклонник таланта Кирстен. — Я прочел, что цвет лаванды — единственный цвет, в котором вы выступаете на сцене. — Студент переложил футляр со скрипкой из одной руки в другую. — Между прочим, меня зовут Пол. Пол Белл.

Юноша с благоговением смотрел на листок бумаги, подписанный обожаемой артисткой. Когда же Кирстен протянула руку, чтобы вернуть ручку, Пол энергично замотал головой и попятился:

— Пожалуйста, оставьте ее себе. Собственно говоря, я купил ее прежде всего вам.

И, прежде чем Кирстен смогла должным образом поблагодарить за подарок, Пол бросился по улице и заскочил в дверь музыкальной школы «Карнеги-холл». Кирстен так взволновал искренний порыв юноши, что какое-то время она не могла тронуться с места. Глядя на ручку, Кирстен несколько раз повторила имя мальчика, чтобы не забыть его, и только после этого, положив трогательно-сентиментальный подарок в сумочку, продолжила путь к «Пательсону».


Первая стычка Кирстен с Нельсоном произошла из-за ее отказа резервировать место для выступления с филармоническим оркестром Лос-Анджелеса в ноябре пятьдесят шестого года.

— Я давно говорила тебе, что не хочу выступать с ними.

— Но ты даже не сказала мне почему, — возмутился Пендел.

— Потому что в следующем году этим оркестром будет дирижировать Эдуард ван Бейнум — вот почему. А я отказываюсь играть с любым оркестром, которым он дирижирует!

— Только потому, что он отнесся к тебе с невниманием, когда ты была ребенком?

Кирстен аж передернуло.

— Это не просто невнимание. Он унизил меня, Нельсон, и я никогда не прощу ван Бейнуму его надменного обращения со мной. Он не соизволил даже прослушать меня. Нет, Нельсон, я не буду играть с ним ни в этом сезоне, ни в будущем.

— Знаешь, подобные выходки не способствуют нормальному бизнесу.

— А мне нет никакого дела до нормального бизнеса. Не забудь — я артистка. — Кирстен произнесла эту фразу с таким блеском в глазах, что Нельсон не смог удержаться от улыбки и сдался. — Между прочим, — продолжала Кирстен, вставая и натягивая на руки перчатки, — ты достал мне билет, о котором я просила?

— А ты полагаешь, что заслуживаешь его после всех огорчений, доставленных мне?

В ответ Кирстен наклонилась и чмокнула Нельсона в макушку:

— Пришло время и нам о чем-то спорить. Бедная Эйлин, вероятно, уже беспокоится за тебя. Знаешь, актерский темперамент и все такое…

— И не без оснований, — пробормотал Пендел, но тем не менее открыл верхний ящик стола и достал оттуда небольшой белый конверт. — Потратил уйму времени, но все же достал — первый ряд, в центре. Получи.

Кирстен положила конверт в карман и вышла. Доведись ей быть танцовщицей, она непременно исполнила бы сейчас какой-нибудь эффектный и сложный прыжок. Но, будучи музыкантом, Кирстен вместо прыжка громко пробарабанила несколько счастливых арпеджио по двери лифта.


Этот вечер был таким же не по сезону теплым, как и тот памятный день октября девять лет назад. Но разве можно было узнать в молодой женщине, входившей под своды огромного вестибюля «Карнеги-холл», тринадцатилетнюю девочку в скромном, домашнего шитья, платьице, с сияющим лицом взбирающуюся по тем же ступеням на свой первый в жизни концерт?