Бездна - страница 75

«Но какого черта?! — мелькнула мысль в возбужденном мозге. — Какого черта ты смотришь на наркотик?!»

Спустя полчаса Лоулер уже шел по направлению к жилому отсеку команды в поисках собеседника, хотя еще даже не знал и не представлял точно, с кем бы ему хотелось пообщаться.

Только что снова произошла смена вахт. На дежурство вышла вторая смена, и отсек по правому борту, естественно, оказался пуст. Лоулер заглянул в другую каюту и увидел там Кинверсона, спящего на своем месте, Натима Гхаркида, сидящего, скрестив ноги и закрыв глаза, словно медитируя, Лео Мартелло, что-то пишущего при скудном свете лампы (листы бумаги лежали перед ним на низеньком деревянном ящике). «Работает над своим бесконечным эпосом», — решил Лоулер.

Поэту исполнилось тридцать лет. Он обладал крепким телосложением и энергией, бьющей через край. Лео летал и прыгал по кораблю, словно на пружинах. Выглядел Мартелло очень оригинально: большие карие глаза, живое открытое лицо, вечно полностью обритая голова… Его отец прибыл на Гидрос по собственной воле. Как добровольный изгнанник, он спустился на поверхность в космической капсуле и появился на Сорве, когда Вальбен еще бегал в коротких штанишках. Прибыв на остров, быстро обжился и женился на Джинне Сотелл, старшей сестре Дамиса. Обоих уже не было в живых: их поглотила Большая Волна, когда они на маленькой лодочке вышли в море в неположенное время.

С четырнадцати лет Мартелло работал на верфи у Делагарда, но главным предметом гордости и самым важным делом своей жизни он считал огромную поэму, в которой, по его словам, рассказывалось о великом переселении с обреченной Земли в другие миры Галактики. Лео говорил, что трудится над ней уже много лет, но никому пока не удавалось услышать или прочитать что-то большее, чем несколько строчек из этой таинственной эпопеи.

Лоулер остановился в дверях, не желая помешать поэту.

— О! Доктор! — обрадовался Мартелло. — Вы как раз вовремя. Именно вы-то мне и нужны. Послушайте, дайте какое-нибудь средство от солнечных ожогов. Знаете, перегрелся сегодня.

— Давайте посмотрим.

Лео сбросил с себя рубашку. Его тело покрывал отличный загар, но теперь под ним начали проступать красные пятна. Солнце Гидроса было намного ярче того, под которым происходила эволюция человеческого рода, и поэтому Лоулеру приходилось непрерывно заниматься лечением рака кожи, солнечных ожогов и других дерматологических заболеваний.

— Ничего страшного, — произнес Вальбен, закончив осмотр. — Зайдите утром ко мне в каюту, и я что-нибудь придумаю, хорошо? Если боитесь не уснуть, могу дать средство от бессонницы. Прямо сейчас…

— Все будет в порядке. Я обычно сплю на животе.

Лоулер кивнул.

— Кстати, как продвигаются дела со знаменитой поэмой?

— Медленно. Переделываю пятую Песнь.

— А можно мне посмотреть? — произнес Вальбен, удивляясь собственной просьбе.

Казалось, Мартелло тоже очень удивился, но подвинул к нему один из листков, изготовленных из водорослей. Лоулер расправил его. Лео писал, как неумелый школьник: неаккуратно, неровно и волнообразно.

— И наши матери тоже, — тихо добавил Вальбен.

— Да, и они тоже, — согласился Мартелло, не скрывая своего раздражения замечанием доктора. — О них будет другая Песнь, немного дальше.

— Ну что ж, хорошо, — прокомментировал Лоулер. — Это сильная поэзия. Конечно, я не считаю себя большим знатоком в данной области, но вижу, вам не очень-то нравится рифма?

— Она устарела много столетий тому назад, доктор.

— Неужели? Я и не знал. Отец частенько читал мне наизусть стихи, написанные на Земле. В то время еще любили творить в рифму.

— Что это за стихотворение? — поинтересовался Лео.

— Оно называется «Сказание о старом мореходе» и в нем рассказывается о путешествии по морю, об очень трудном плавании.